Мышление через кино. Занимаясь философией, смотреть фильмы

Вислер решил защитить писателя-диссидента. Это ему удалось. Однако он стремился защитить и Силанд, и это ему не удалось. Он должен испытывать сожаление о ее судьбе, учитывая свою роль в ней. Уильямс называет такое сожаление "агентским сожалением". Это не то же самое, что раскаяние. Раскаяние предполагает живое ощущение собственной глубокой моральной несостоятельности, и, возможно, Вислеру не нужно испытывать глубокие угрызения совести за свое поведение в этом конкретном деле. Он допрашивал Силанд, и это неожиданно привело к ее самоубийству, но у Вислера не было легкого выбора в этом деле. И он сделал все возможное, рискуя многим, чтобы устранить как можно больший ущерб, нанесенный его действиями. Тем не менее, именно он стал непосредственной причиной гибели Силенд, и мы бы мало о нем думали, если бы он отнесся к этому факту как к простому невезению или отмахнулся от него, сказав: "Если бы я не допросил ее, это сделал бы кто-то другой, гораздо менее сочувствующий". Вислер должен испытывать агентурное сожаление по поводу своей роли в допросе Зиланда (и настоящее раскаяние по поводу своей роли в допросе других).

 

Вислер не просто решил защитить кого-то. Он решил защитить то, в чем до сих пор не видел никакой реальной ценности: право на политическое инакомыслие, право на частную жизнь, право жить так, как хочется, без контроля со стороны государства. Судя по поступкам Вислера (мы так и не узнаем его мыслей), он переходит к либеральной концепции справедливого общества и отказывается от амбиций социалистического эксперимента, которым была Восточная Германия. Это фундаментальная переориентация мировоззрения, и, вероятно, она отражает растущую оценку богатства жизни, прожитой в либеральных условиях. Пересмотр фундаментальных ценностей Вислера мог быть и более глубоким. Вдохновленный как своим новым опытом в искусстве, так и интимными, страстными и заботливыми отношениями, которые он наблюдал в совместной жизни Дреймана и Зиланда, он, возможно, решил сам жить более богатой, связанной и заинтересованной жизнью. В фильме этот вопрос так или иначе не решен. (Вислер остается загадочной фигурой; по иронии судьбы, это очень закрытый человек, который никогда не формулирует свои мотивы и не раскрывает свои основные мысли и установки, кроме как через действия).

 

В любом случае Вислер меняет сторону. При этом он рискует потерпеть неудачу, как внешнюю, так и внутреннюю. К внешним неудачам относится, например, неспособность защитить Дреймана. (Представьте себе сценарий, в котором его неуклюжие фальсифицированные отчеты не защищают Дреймана, а ставят его под удар). Внешняя неудача привела бы к реальному сожалению, но не к такому, которое порождает внутренняя неудача. Возможность внутренней неудачи означает, что, перейдя на другую сторону, Вислер рисковал своим будущим ощущением оправданности жизни. Представьте себе, что ценности, которые он принял в ходе этой трансформации, впоследствии оказались для него пустыми: он мог бы счесть писателя-диссидента самовлюбленным и самозначимым человеком, который мало о чем говорит, а также искренне нелояльным. Представьте себе, что он стал считать либеральное восхождение в Германии провалом: отказ от роли государства в заботе о людях, о равенстве и братстве между ними; бездумная подмена неолиберальной жестокости вместо глубоко несовершенной, но исправимой системы социалистических идеалов. Вислер рискует потерпеть внутреннее поражение, но, к счастью для него, этого не происходит. Финальная сцена фильма кому-то показалась надуманной и сентиментальной. Однако на самом деле она недвусмысленно и несентиментально сигнализирует о том, что Вислеру удалось реализовать свой проект самопреобразования. Он стал человеком, который может с радостью принять благодарность от человека, которого он когда-то спас ценой немалых усилий. Вислер заслужил этот момент. (И важно отметить, что речь идет не об искуплении восточногерманского государства или отравлявшей его Штази. Речь идет о возможности существования такого человека, как Вислер).