Читаем Мышление через кино. Занимаясь философией, смотреть фильмы полностью

В "Жизни других" мы видим подобную результирующую нравственной удачи в событиях вокруг Силанда. Под сильным давлением она предает своего любовника. Результаты этого предательства могли быть катастрофическими для Дреймана, привести к его аресту и тюремному заключению. С точки зрения Зиланда, именно это, несомненно, должно произойти в результате ее предательства. Как мы знаем, Вислер вмешивается и изымает важнейшую улику (виновную пишущую машинку), предотвращая такой исход. Это, конечно, удача для Дреймана. Но и для Силенд это тоже удача. Она избавлена от всех моральных последствий своего предательства. Ее предательство плохо, но это неэффективное предательство, а не предательство, разрушающее жизнь. А неэффективное предательство вряд ли будет осуждено так же сурово, как предательство, разрушающее жизнь. Если моральная удача - это реальное явление, то наша склонность оценивать неэффективное предательство менее жестко, чем предательство, разрушающее жизнь, верна. Неэффективное предательство менее противоправно, чем предательство, разрушающее жизнь". Силанду очень сильно не повезло с обстоятельствами, но в самом конце ей повезло и с моралью. Увы, она не доживает до этого момента, чтобы узнать об этом.

 

Удача и сожаление

 

До сих пор мы рассматривали возможное влияние удачи на моральные суждения от третьего лица и концентрировались на простейших случаях моральной удачи. В оригинальной работе Бернарда Уильямса "Моральная удача" исследовались более тонкие случаи в поисках совершенно иного смысла. Уильямса интересовала природа ретроспективного суждения человека о своих глубоких жизненных решениях. Его пример с Гогеном здесь очень важен. Главный вопрос для Уильямса заключался не в том, было ли решение Гогена оставить семью и отправиться писать картины в южную часть Тихого океана морально оправдано его успехом как художника. Уильямса интересовало, способны ли мы в ретроспективе оправдать важное решение перед собой, если не перед другими, и как это часто связано с тем, удался или не удался проект или цель, частью которой он является. Успех или неудача проекта - это то, что мы можем практически не контролировать. Тем не менее, от этого будет зависеть то, как мы оцениваем принятое решение, и, что немаловажно, будем ли мы потом глубоко сожалеть о нем.

 

Уильямс (1981: 35-6) говорит об этом в следующем (довольно сложном) отрывке:

 

Существуют определенные ... решения [о значимых проектах, влияющих на ход жизни человека, где] проект, в интересах которого принимается решение, является проектом, с которым агент идентифицируется таким образом, что в случае его успеха он будет оценивать свою жизнь с точки зрения ее значимости для него именно из этого факта; в случае неудачи он не может, не обязан иметь такого значения в своей жизни. Если он преуспел, то не может быть так, что, приветствуя результат, он в большей степени сожалеет о принятом решении. Если же он потерпит неудачу, то его позиция будет позицией того, для кого основополагающий проект решения оказался бесполезным, и это ... должно вызывать у него самые основные сожаления. ... Именно в этом смысле его решение может быть оправдано для него [не обязательно для других] успехом.

 

Когда мы делаем глубокий жизненный выбор - как Гоген и как, в конце концов, Вислер - мы начинаем что-то вроде проекта, который может быть успешным или неудачным в различных отношениях и в различной степени. Удастся ли проект или нет, зависит не только от нас. Глубокий жизненный выбор также определяет, каким человеком мы станем, и этот будущий человек будет ретроспективно оценивать свой выбор. Это может быть своего рода ловушкой: например, если человек решил присоединиться к религиозному культу, то культ вполне может повлиять - скорее всего, повлияет - на то, в каких терминах он будет оценивать свое решение о присоединении. Он будет искажать это суждение до тех пор, пока человек в конце концов не выйдет из культа. В процитированном нами отрывке Уильямс не рассматривает подобные ловушки, но его волнуют условия, в которых человек в будущем будет оценивать свой основной жизненный выбор и то, стоит ли ему сожалеть о нем или нет.

 

Перейти на страницу:

Похожие книги

Бесславные ублюдки, бешеные псы. Вселенная Квентина Тарантино
Бесславные ублюдки, бешеные псы. Вселенная Квентина Тарантино

Эта книга, с одной стороны, нефилософская, с другой — исключительно философская. Ее можно рассматривать как исследовательскую работу, но в определенных концептуальных рамках. Автор попытался понять вселенную Тарантино так, как понимает ее режиссер, и обращался к жанровому своеобразию тарантиновских фильмов, чтобы доказать его уникальность. Творчество Тарантино автор разделил на три периода, каждому из которых посвящена отдельная часть книги: первый период — условно криминальное кино, Pulp Fiction; второй период — вторжение режиссера на территорию грайндхауса; третий — утверждение режиссера на территории грайндхауса. Последний период творчества Тарантино отмечен «историческим поворотом», обусловленным желанием режиссера снять Nazisploitation и подорвать конвенции спагетти-вестерна.

Александр Владимирович Павлов

Кино
Формулы страха. Введение в историю и теорию фильма ужасов
Формулы страха. Введение в историю и теорию фильма ужасов

Киновед Дмитрий Комм на протяжении многих лет читает курс, посвященный фильму ужасов, на факультете свободных искусств и наук Санкт-Петербургского государственного университета. В своей книге, основанной на материалах этого курса и цикле статей в журнале «Искусство кино», он знакомит читателя с традициями фильма ужасов и триллера, многообразием школ и направлений на разных континентах и в различных социокультурных условиях, а также с творчеством наиболее значимых режиссеров, создававших каноны хоррора: Альфреда Хичкока, Роджера Кормана, Марио Бавы, Дарио Ардженто, Брайана Де Пальмы и других. Книга может быть рекомендована студентам гуманитарных вузов, а также широкому кругу любителей кино.

Дмитрий Евгеньевич Комм , Дмитрий Комм

Кино / Прочее / Учебники / Образование и наука