Мысли моралиста. Дополнение к роману Целомудрие миролюбия

Когда я заявляю, что я не православный, меня немедленно обвиняют в гордыни, потому что я не так думаю, не так рассуждаю, но лучше бы вовсе не думал и не рассуждал, но жил бы как писали святые отцы. Но послушайте, как рассуждают православные. Они заявляют – протестанты плохи, они не так думают, католики плохи, и все другие верующие, особенно сектанты, мы лучше их, умнее всех, только мы православные знаем истину. И разве это не гордыня? Это высокомерная гордыня.

41

Проповедь ненасилия Христа доказывает Его божественность. Ведь Он заповедует то, что людям не нравится, ведь они хотят защищаться насилием, хотят создавать армии, воевать, убивать, господствовать над другими, хотят покорять земли и народы. А тут Бог говорит им, что сие плохо, грешно. И в этом Его божественность. И многое другое заповедует, к чему люди столь привыкли, от чего им столь трудно отказаться.

42

Если человек охотно пьёт вино, спит с женщиной, ест мясо и воюет, называя это защитой чего-либо или кого-либо, и при всём этом называет себя христианином, то язычник или иноверец, поступающий точно также ничем не отличается от этого “верующего”. Единственно только обряды разные совершают, но живут одинаково дурно.

43

Истина в добродетельной любви.

44

Безбожник – плохое, грубое слово. Просто есть дети, которые знают, кто их Отец и они любят Его. И есть дети, которые не хотят знать об Отце и отвергают Его. Однако любовь Отца распространяется на всех Его детей в равной степени.

45

Чтобы кто ни говорил, а заповедь Христова – не судите, опровергает и запрещает любую анафему и отлучение, изгнание и любое обвинение в еретичестве. Но подобно тому, как собрание первосвященников осудило Христа, так и православные или католические первосвященники также собираются и судят. И это что угодно, но не христианство.

46

Заповеди Христовы не запрещают, а наоборот разрешают людям быть миролюбивыми пацифистами и целомудренными девственниками.

47

Человек вправе называть себя христианином, даже если общество с тем несогласно. Общество наивно думает, будто только оно имеет право вручать людям разрешение на причастность к чему-либо. Христианин это тот, кто верует во Христа и стремится жить по Его заповедям. А конфессиональное разделение придумано людьми для отстаивания своих политических и материальных интересов.

48

Безусловно, церковная цензура по-прежнему жива и действует. С благословения церкви ты можешь изучать только то, что соответствует учению церкви и её преданию и традициям. Так книги о Льве Толстом очень скучны, только вскользь упоминаются его воззрения, например о непротивлении злу силою, ведь если написать о том много, то это будет выглядеть как пропаганда. Пацифизм в православии и католичестве, словно под запретом, как в церковной, так и в государственной среде.

49

Когда я впервые прочёл Евангелие, а затем ещё несколько раз, не зная о церковных догматах, я познал и нашел для себя в Евангелии два важнейших догмата, которые для меня стали превыше всего. Назову их так – догмат целомудрия (девственной жизни) и догмат миролюбия (догмат мирной жизни). Оные догматы действительно попираются везде и всюду, даже самой церковью, особенно государством с её военщиной и призывом к повышению демографии, чему и церковь охотно потворствует. Я же, имея свою личную веру, отдельную от веры церковной и веры государственной, готов мирно творчеством защищать свои догматы, ибо для меня они являются главными в моей вере, тогда как всё другое может быть истолковано по-разному.

50

Молящегося человека можно сравнить со сломанным телефоном. Человек хочет пообщаться с Богом, говорит Ему, чувствует, что Бог всё слышит, но не отвечает речью. А все, потому что сам молящийся человек сломан, повседневная суета и греховность ломают человека, делают его неспособным услышать глас Божий. Но, не теряя надежды, юноша каждодневно молится Богу, также не слышит ответ, и кажется, давно бы бросил это дело, однако чувство, что его слышит Бог, не покидает юношу, отчего и не прекращается молитва человеческая.

51

Мне говорят, что молитва общая общественная, лучше молитвы личной уединенной. Однако молясь в уединении, я точно знаю – какому Богу я возношу молитвы. Тогда как в обществе я точно знаю, что моё представление о Боге не соответствует общественному видению. Я вроде бы нахожусь среди людей, и слышу моление о властях и воинстве, и дополняю от себя – вразуми их Господи, пусть они оставят своё злое дело, да не будет более ни властей, ни воинства. В то время как общество молится иначе. Богу, в которого я верую, противны и воинство и всякая власть земная. Мне не нужны традиции восхваления зла, у меня есть своё личное отношение, мнение. И разве в таковой разобщенности мировоззрений может быть единение во Христе?

52