Мыслить как Толстой и Витгенштейн. Искусство, эмоции и выражение

2. Эта концепция морального эмоционального реагирования как метафорической формы восприятия ценности восходит к аристотелевской характеристике человека «рассудительного» (наделенного практической мудростью и добродетелью) как способного воспринимать непосредственно – неинференциально и не обращаясь к готовым правилам или принципам, а с помощью «ока души» – то, как нужно поступать в конкретной ситуации[242], и именно это описание лучше всего соответствует толстовскому эпистемологическому критерию непосредственного, неинференциального понимания. Здесь тоже построение дилеммы, на сей раз между моральной объективностью и моральной субъективностью, может диалектически раскрыть достоинства предпочтительного объяснения – теории чувствительности, которая основывается на четком понимании аналогии между нравственно-эмоциональной реакцией и восприятием локковских вторичных качеств, таких как цвета[243]. С одной стороны, нравственные реакции на ситуации не следует воспринимать в русле восприятия первичных качеств (физических свойств, таких как форма). Аналогия с первичными качествами легко объяснила бы моральную объективность в терминах непререкаемого реализма в отношении ценностей, поскольку с этой точки зрения ценность, как и форма предмета, не зависит от нашего восприятия. Но этот реалистический взгляд превращает восприятие ценности в загадочное шестое чувство этического интуиционизма, так что «модель первичного качества превращает эпистемологию ценности в обычную мистификацию» [McDowell 1998: 132][244].

С другой стороны, цвета – это не просто проекции наших субъективных состояний, как галлюцинации, что было бы антиреалистичным воззрением на цвет и по аналогии – на ценность. На самом деле, согласно Локку, цвета реальны, но по существу относительны, так как они обладают способностью вызывать в нас ощущения. Точно так же, по аналогии, наши эмоциональные реакции не являются целиком внутренними и субъективными: они достоверно вызываются ситуациями, с которыми мы сталкиваемся. Таким образом, наши эмоциональные реакции, так же как и реакции на цвета, – это не просто ошибочные проекции наших внутренних чувств на окружающий мир[245]. Скорее, аналогия ценности с вторичным качеством, которую проводит теория чувствительности, призвана повлечь за собой вывод о внутреннем реализме: факты, касающиеся ценностей, существуют, но определяются сознанием[246]. То есть теория чувствительности эксплицирует аналогию с восприятием цвета следующим образом. Иметь зеленый цвет для объекта означает иметь предрасположенность к тому, чтобы при подходящих условиях представляться зрению обычного человека внешне зеленым. Однако зеленый цвет объекта не сводится к микрофизическим свойствам, которые вызывают такой внешний вид, – напротив, согласно этой теории цвет по сути своей определяется внешним видом. Предрасположенность или способность вызывать у человека цветовые реакции, с одной стороны, есть факт внешнего мира, но, с другой стороны, конституируется и конкретизируется субъективными состояниями, которые она вызывает у человека. Поэтому цвета считаются качествами, «определяющимися реакцией»[247]. Приписывать предмету «зеленость» – значит приписывать ему свойство при подходящих условиях представляться обычному человеку внешне зеленым[248]. Точно так же приписывать чьему-либо поступку жестокость – значит приписывать этому поступку свойство при подходящих условиях вызывать у обычного человека реакцию неодобрения поступка с точки зрения морали («это жестоко») и морально-эмоциональную реакцию: восприятие жестокого поступка располагает наблюдателя испытывать негодование или возмущение по отношению к агенту и сострадание или сочувствие к жертве такого поступка. Как пишет Д. Уиггинс, «мы постигаем смысл [ценностного предиката], обретая чувствительность, все аспекты которой определенным образом реагируют на некие конкретные качества того, что они замечают в любом данном действии, человеке или ситуации» [Wiggins 1990: 74][249].

Эта внутренне-реалистическая картина оценочных свойств, по аналогии с вторичными качествами, допускает возможность ошибки и заблуждения (что-то выглядит зеленым, но на самом деле таковым не является [из-за нестандартного освещения]; что-то кажется жестоким, но на самом деле таковым не является [это игра]) и поэтому включает условие правильности. Подобно тому как цвета демонстрируют некоторую степень независимости от субъективных реакций (эта степень допускает ошибку или незнание, но независимость от восприятия не так абсолютна, как в случае первичных качеств), так и оценочные свойства демонстрируют некоторую степень независимости: оценивая поступок как жестокий или добрый, можно ошибиться. Условие правильности задается в определении цветов путем разъяснения, что должно входить в «стандартные условия» (например, отсутствие источников света с цветными фильтрами) и в понятие «обычных людей» (например, отсутствие дальтонизма)[250].