Мыслить как Толстой и Витгенштейн. Искусство, эмоции и выражение

Более того, вполне допустимо, что по крайней мере некоторые нравственные эмоции сами по себе связаны с базовыми эмоциями или сентиментами и, возможно, развиваются из них. Например, нравственное негодование как гнев на того, кто, по нашему мнению, плохо с нами поступил[263], может быть более когнитивно развитой формой или ответвлением базовой эмоции обычного гнева (вызванной фрустрацией желания); еще одной подобной формой может быть возмущение[264]. Таким образом, по мере взросления ребенка ему прививаются пропозиционально артикулированные суждения и понятия, такие как обида, возмущение и несправедливость, которые обогащают когнитивные и конативные измерения базовой эмоции гнева. Попутно ребенок усваивает все более разветвленные паттерны вызывающих реакцию признаков и, соответственно, больше разветвленных паттернов эмоционального реагирования. В отличие от простого фактора, вызывающего базовую эмоцию печали (порождаемую ощутимой потерей чего-то или кого-то дорогого), эти развитые и тонкие паттерны, в свою очередь пополняясь, ведут к дальнейшему уточнению понятий, реакций и поведения: например, человек учится отличать сожаление и раскаяние от чувства вины. Согласно предположению Дж. Дея воспитание чувств отчасти состоит в том, что эти базовые эмоциональные реакции путем тренировки приобретают нормативное отношение. Младенец, от природы с отвращением реагирующий на испорченное молоко, привыкает распространять эту эмоциональную реакцию, скажем, на нравственно отвратительное поведение, например предательство [Deigh 2008: 62–69]. Одно из достоинств этой эволюционной теории состоит в том, что она опровергает главный аргумент против когнитивистских теорий эмоций (рассмотренных в предыдущей главе), демонстрируя, что и животные, и младенцы могут испытывать эмоции (то есть некоторые или все из «базовых» эмоций), а также объясняет развитие у зрелых людей более утонченных нравственных эмоций. И это объяснение прекрасно увязывается с тем, что Толстой упирает именно на универсальные, или «всемирные» эмоции: жалость, сострадание, материнская поддержка – все они, по-видимому, теснее связаны с универсальными «базовыми эмоциями», чем, скажем, более разветвленные эмоции, такие как праведное возмущение, боязнь общественного осуждения и т. п.

Это в целом эволюционное мнение, что внекультурные, физиологические «базовые» эмоции или эмоции «программы аффекта» могут служить основой для более «окультуренных», специфически «нравственных» эмоций, восходит к аристотелевской теории добродетели; М. Бернит предполагает:

[Хорошо воспитанный молодой человек], поскольку он человек, обладает также физиологически обоснованными желаниями. Они направлены, конечно, на удовольствие… но их можно модифицировать и воспитать, превратив в желание наслаждаться телесными радостями должным образом, – это… необходимое условие приобретения добродетели воздержания. Существуют также инстинктивные реакции, такие как страх, из которых необходимо воспитывать добродетель мужества. Эти человеческие чувства невозможно устранить, поэтому их нужно воспитывать [Burnyeat 1980].

Дж. Принц отстаивает аналогичный (правда, культурно-исторический, а не личностно-аретаический) взгляд на развитие отчетливо нравственных эмоций из эмоций обычных и предлагает точно такое же генеалогическое объяснение: