Ещё стоит заметить: обычные в литературе фразы о вольных землепроходцах и мореходах, свершавших открытия «под предводительством казачьего атамана Семена Дежнёва», ложны — не только по всему тому, что выше сказано, но и потому, что все подвиги Дежнёв свершил рядовым казаком. Он никогда фактическим атаманом не был, да и формальным стал после своих походов.
В 1664 году, прибыв в Москву в составе отряда, привезшего ценнейшую соболиную и моржовую казну[150], Дежнёв подал челобитную, где, перечислив свои заслуги (открытие лежбища, открытие и объясачение воинственных анаулов) и свое якобы бедственное положение — неоплатные долги, невыплаченное за 19 лет жалованье (по сравнению с его состоянием оно было символическим, что не мешало ему его просить), предлагал поверстать его чином сотника. Вряд ли Дежнёв рассчитывал на повышение сразу через 2 чина в третий — вернее, он просил с завышением, чтобы получить чин пятидесятника, а не десятника. Но в Москве, в Сибирском приказе, сочли иначе: в Якутске тогда пустовал только чин атамана, каковой просителю и вручили — см. у Оглоблина.
Никаких атаманских дел в Якутске не было (казаки служили прямо воеводам), и Дежнёв, уже пожилой, получил наказ плыть приказчиком на зимовье (что делал и прежде, будучи рядовым). И сыновья его служили рядовыми казаками (возможно, что младший был ещё и купцом). Жалованье Дежнёву оставили прежнее, почти символическое: 9 руб. в год[151], и то приходилось выпрашивать [Белов, 1948, с. 153]. Впрочем, Дежнёв был в то время достаточно богат, разбогатев как «на дальних службах» (более всего на моржовой кости), так и в Москве, о чём можно прочесть у Оглоблина.
Зато вторая его жена сумела воспользоваться положением атаманши:
«Известно, что единственной женщиной, которой было разрешено сопровождать мужа на место удалённой службы, была Кантемина Архипова, жена Семёна Дежнёва, которая в 1679 (в 1677 —
Рискованно писать, что такое разрешение было одно-единственное, однако важнее другое: кто не читал отписок Дежнёва и других, тот сочтёт, конечно, что одна лишь Кантемина (вероятно, вернее — Капитолина) плавала на коче в дальние края, что она была, так сказать, «первой полярницей», лет на семьдесят опередив Татьяну Прончищеву (о которой см. Очерк 4). Обе, кстати, зимовали в Усть-Оленьке — самом северном тогда селении Евразии (см. Прилож. 5).
Но были на кочах «полярницы» и до них: отписки полны упоминаний о ясырках (рабынях) первопроходцев, притом плывших не на устроенное зимовье, как Кантемина, а в неведомую даль. Вспомним хотя бы ясырку по имени Калиба (см. выше, с. 116) или ту «Федотову бабу», что «отгро-мил» Дежнёв, а также тех двух наложниц, что плыли на коче у Рубца сразу вместе. Притом рабыни заведомо вели хозяйство мореходов, чего об атаманше уверенно сказать нельзя.
Само достижение Тихого океана в середине XVII века — неважно, Семёном Дежнёвым или Курбатом Ивановым, достойно восхищения. Подумать только: Курбат открыл Байкал и он же — Берингово море. Любопытно, что Джон Бейкер, ведущий английский историк географии, был восхищён этим:
«Продвижение русских через Сибирь в течение XVII в. шло с ошеломляющей быстротой. Успех русских отчасти объясняется наличием таких удобных путей сообщения, какими являются речные системы Северной Азии, хотя преувеличивать значения этого фактора не следует… На долю этого безвестного воинства достается такой подвиг, который навсегда останется памятником его мужеству и предприимчивости и равного которому не свершил никакой другой европейский народ»
Любопытно, что ни в этом руководстве, ни в более подробных своих книгах он предпочёл не касаться истории Дежнёва. Не сказал он и того, чем же объясним подвиг русских, кроме наличия рек. Мы уже касались этого вопроса в конце Очерка 4: русские как народ проявили в ту эпоху всплеск активности.