Мысы Ледовитого напоминают

«Я бросился к нему, но его было не видно, потом показалась его ветряная рубашка. Я схватил его за неё и вытащил на лёд. Он совершенно потерялся, но этого было недостаточно. Под ним опять подломился лёд и он совершенно погрузился в воду и стал тонуть. Я быстро схватил его за голову и вытащил еле живого на лёд и осторожно перенес его к берегу и положил на камни» [Бегичев, с. 43] См. также Прилож. 1.

Как говаривал многоопытный Нансен,

«потерять в полярных широтах жизнь проще, чем монету в дырявом кармане».

Но лейтенанту, как видим, везло.

«Мы сняли с Колчака сапоги и всю одежду, потом я снял с себя егерское бельё и стал надевать на Колчака. Оказался он ещё живой. Я закурил трубку, дал ему в рот. Он пришёл в себя».

Спутники развели костёр — сушить его одежду и обувь. Так и слышу, как полуголый Бегичев, повеселев, кричит: «Ну-к шевелись, Илья Яковлич, скидай сапоги, твои поменьше», так и вижу босые ноги Инькова, на рукавицах стоящие, как надел он на руки сапоги командира и вертит их над огнём. Как Бегичев распахнул над языком пламени командирскую ветровку.

Жар греет Колчака спереди, неяркое солнце — сзади, а нутро ноет от холода. О своём жутком купании он записал только вот что: попытка обхода по льду

«обошлась мне очень дорого ввиду порчи единственного анероида, с которым я провалился под лёд и, таким образом, был лишен возможности, как следует, определить высоты на ледниках».

Больше — ни слова.

От предложения вернуться к палатке он отказался — не терпелось узнать о Толле. Чтобы вконец не замёрзнуть, он, в чужой рубахе и чужих сапогах, стал прыгать, а чуть согревшись, накинул чужой бушлат и побрёл по узкой полоске гальки вдоль скалы на восток — есть ли дальше проход?

Там, за лёгким изгибом берега, значился на карте Зееберга длинный (версты на три) пляж. Да, так и есть, и нагромождений льда на нём сейчас нет, идти можно. Совсем близко стоят два ящика из самодельных досок. Переложенные мхом, в них лежат камни и среди них отпавшие этикетки.

Восточный язык ледника Зооборга, справа от которого Колчак тонул. Фото 1956 г. Ныне язык до моря не доходит

Пляж, на котором были оставлены ящики с образцами. Сзади мыс София. Фото 1956 г.

Мутная голова вмиг прояснилась, и Колчак тут же решил наспех отобрать самое из толлевых находок ценное. Легко сказать — отобрать, а как? Все его познания в геологии были ухвачены на слух и кое-как скреплены с помощью книг библиотеки «Зари». Давая ему в маршрут геологический молоток, барон Толль, бывало, говаривал: «надеюсь, от образцов будет хоть немного пользы». И вот теперь решать лейтенанту надо самому. (А может быть — как хотелось бы! — барон всё-таки жив?)

В основном отобраны Колчаком оказались красивые образцы палеозойских животных — граптолитов и трилобитов, хотя теперь мы знаем, что на острове преобладают мезозойские породы (в основном, меловые, особенно — яруса альб, когда здесь извергались вулканы). Ничего, всё равно в Питере геологу Баклунду нашлась работа.

Вот спутники догнали командира и одели во всё относительно сухое. В конце пляжа нашли ещё два ящика камней и хороший распадок (каменную долинку, ведущую наверх). По нему, судя по карте Зееберга (высохшая речка г), следовало идти к избушке. Бегичев специально стал выбирать путь с крутыми подъёмами и спусками, так что Колчак «совершенно согрелся и благодарил меня».

В десятом часу вечера за невысоким перевалом увидали долгожданную речку (д по карте Зееберга) и за ней крохотную избушку. Было это верстах в пятнадцати от лагеря. Колчак рассказывал в Иркутске:

«…по другую сторону полярной речки заметили маленькую поварню. Увидев её, все трое бросились бежать; в брод перешли речку и, мокрые, продолжали бежать к поварне. Добежав до поварни, докладчик открыл дверь и, по его словам, остановился, поражённый видом внутреннего помещения» (Колчак. Реферат, с. 15).

Теперь о том же слово Бегичеву: