Мытарства

— Ну, я вамъ табачку дамъ: тамъ табакъ дороже хлба. И бумаги, и конвертъ принесу… Письмо домой настрочите… Ну, на марку не могу дать, у самого мало… да это не важно: дойдетъ и безъ марки, еще врне… Вамъ ли унывать?.. свой домикъ, жена, дти… Эхъ, я вамъ скажу, есть здсь личности, насмотрлся я, вотъ тмъ унывать не грхъ… ни кола, ни двора, ни родныхъ, ни знакомыхъ… одна Хива… Тутъ и мать, и жена, и сестра, и родина… О!… Есть здсь мальчикъ, онъ теперь въ больниц, вы можетъ, его увидите… Отецъ у него тутъ въ Москв, гд-то на Хив путается, пьяница горькій, матери нтъ, замерзла пьяная гд-то на Грачевк, подъ воротами… Сынишку отдалъ этотъ отецъ куда-то въ коробочники. Били его жестоко, онъ убжалъ — на Хиву… къ отцу… А отецъ взялъ да и продалъ тамъ его какому-то негодяю за бутылку водки да за фунтъ колбасы вареной…

— Зачмъ же онъ покупателю?

— Зачмъ?.. Да вы на Хив-то разв не жили?

— Нтъ.

— Э, ну такъ вы еще. значитъ, жизни не видали… Да тамъ это самое обыкновенное дло… За чай да за калачъ такія штуки продлываютъ…

И онъ разъяснилъ мн отвратительныя цли покупки.

— Да что-жъ на это никто не обратитъ вниманія?

— Кому нужно?.. кто станетъ въ это входить? Э батенька, правда-то знаете гд?.. Да что! Я какъ-то читалъ, въ какой-то газетк здшней московской, вотъ про это наше отдленіе работнаго дома… такъ врите — умилился до слезъ — такъ хорошо написано!… И чистота-то, и воздуху-то масса, и каждому-то отдльная кровать, и столъ отличный, чуть ли не по фунту мяса на каждаго, и залъ-то концертный скоро отдлаютъ, картины туманныя станутъ показывать!. Концертный залъ!. Ха-ха-ха! туманныя картинки!… Ну, скажите, ради Господа, пошли бы вы вотъ сейчасъ смотрть ихъ?.. До того ли намъ? Хоть бы обращались-то по-человчески, не какъ съ собаками… Что, былъ сегодня управляющій въ столовой?

— Нтъ.

— Жаль, а то-бы посмотрли картину. Войдетъ, понимаете, не одинъ, а со свитой, — какіе-то прихлебатели позади… войдетъ и заоретъ: «Встать!..» Ну, конечно, вс вскочатъ, молчаніе мертвое… А какъ обращается съ рабочими?.. «Ты», «мерзавецъ», «подлецъ», негодяй, только и слышишь! Подлость!

Онъ закашлялся и замахалъ рукой, какъ бы отгоняя что-то…

— Будетъ, — съ трудомъ выговорилъ онъ, — ну, ихъ къ чорту… Не нами заведено, не нами и кончится… Ложитесь. да давайте потолкуемъ про деревню… Скоро весна вдь: снгъ стаетъ, тетерева по утрамъ затокуютъ, вальдшнепы прилетятъ… О!… вы не охотникъ?..

Мы легли… Онъ началъ говорить про свою жизнь дома, про охоту, про рыбную ловлю, про пчелъ… Разсказы эти дышали любовью и какой-то особенной, задушевной прелестью…

Я долго слушалъ его, совсмъ позабывъ, что нахожусь въ спальн работнаго дома…

XXI

На другой день утромъ я отправился въ больницу… Доктора еще не было… Въ пріемной дожидалось человкъ пятнадцать… Молоденькая, симпатичная фельдшерица записала наши фамиліи. Мы услись въ прихожей на узкой и длинной скамь и стали ждать. Рядомъ со мной помстился какой-то молодой человкъ съ длинными курчавыми волосами.

Ему не сидлось спокойно… Онъ какъ-то ерзалъ по скамь, пожималъ плечами и безпрестанно чесалъ свою голову.

— Что ты не сидишь покойно? — сказалъ я, — что у тебя болитъ?

Онъ испуганно взглянулъ на меня большими «телячьими», какими-то жалобными глазами и тихонько, чуть не плача, сказалъ:

— Бда!… зали…

— Давно въ работномъ дом? — спросилъ я у него съ невольнымъ участіемъ.

— Недавно… Пріхалъ въ Москву на мсто… да загулялъ…

— А ты кто — крестьянинъ?

— Нтъ, я изъ духовныхъ… У меня отецъ дьяконъ въ Клинскомъ узд… Дядя еще есть — тоже дьяконъ здсь въ Москв, на Старой Басманной (онъ назвалъ богатый и извстный приходъ), да нельзя мн къ нему… совстно…

— Что-жъ, ты учился гд-нибудь?..

— Учился въ семинаріи у Троицы… да выгнали изъ четвертаго класса…

— Мамаша, небось, жива?.. Онъ заморгалъ глазами.

— Жива… Хочу у доктора попроситься въ больницу… Письмо къ дяд пошлю… Очень мн тяжело!

Онъ наклонилъ голову и замолчалъ.

Немного погодя пришелъ докторъ. Это былъ средняго роста брюнетъ, худощавый, съ добрымъ, симпатичнымъ лицомъ… Онъ слъ къ столу и сталъ вызывать по фамиліямъ.

Первымъ подошелъ къ нему коренастый и крпкій, лтъ 60-ти старикъ.

— Ты что, ддъ?

— Зубы… зубами маюсь!..

— Гд?

— Во, гляди!..

— Вырвать?

— Рви!

— Садись!

Докторъ взялъ щипцы и вырвалъ зубъ. Старикъ только головой мотнулъ и, сплюнувъ въ тазикъ, сказалъ:

— Рви другой!

Докторъ вырвалъ другой и сказалъ:

— Еще, что ли?

— Рви!

Докторъ вырвалъ третій зубъ и опять, улыбаясь спросилъ:

— Ну еще, что ли?

— Нтъ, будетъ! — сказалъ старикъ съ такимъ выраженіемъ въ голос, какъ будто отказывался отъ рюмки водки, которую его упрашивали выпить… Вс засмялись… — Спасибо! — сказалъ онъ и пошелъ въ прихожую, кладя по полу, точно печати, оттаявшими чунями клтчатые слды.

Подошелъ слдующій… Докторъ выслушалъ его, осмотрлъ и нарисовалъ на правомъ боку карандашомъ квадратъ.

— Приходи въ четвертомъ часу сюда… въ больницу ляжешь, — сказалъ онъ.

Дошелъ чередъ до меня.

— У тебя что?

— Бокъ больно.

— Какой?

— Правый.

— Сними рубашку.

Я снялъ. Онъ сталъ слушать.