— Сынъ у меня былъ… Николенька. И жена была. Славная… И любила меня… Не вришь? правда… Да померла она, понимаешь?.. померла. А сынъ остался… Ну, взялъ я его съ собой въ Москву… думалъ: вотъ моя цль жизни… душу за него отдамъ… вырощу… человкомъ сдлаю… Эхъ, сколько думалъ я!… Сколько думалъ я всего хорошаго!… А жизнь-то, подлая, повернула по-своему… Ну, такъ вотъ, взялъ я его съ собой… Здсь, въ Москв, мн первое время посчастливилось: нашелъ мсто… сталъ жить… коморочка у меня была снята на Плющих маленькая… четыре рубля платилъ за нее… Самъ, бывало, уйду на занятія съ утра, а его, сыночка-то, оставлю одного… Попрошу только хозяйку приглянуть за нимъ… И сидитъ онъ, бывало, цлый день одинъ… Тихій былъ мальчикъ, задумчивый… уставится глазенками на свтъ и смотритъ… думаетъ тоже что-то… Говорить сталъ только къ концу третьяго года, да и то плохо… Гд-жъ ему было учиться?.. Одинъ все… все одинъ… Меня онъ звалъ «тятя», «тятя миленькій», а то еще «тятя путеня»… Что такое это значило «путеня», я и сейчасъ не знаю…
Онъ насупился, замолчалъ и, тряхнувъ головой, точно отгоняя что-то, продолжалъ:
— Все было ладно за эти три года, а тутъ пошло все какъ-то подъ гору… Съ мста прогнали… Осдлала меня нужда, облюбовала и похала… Бился-бился, искалъ-искалъ мста — нтъ! нтъ, да и все! а вдь пить-сть надо… О себ-то ужъ я не думалъ… Гд ужъ! только бы его-то… его то только бы! Заложилъ все… оборвался… озлобился… въ трущобахъ жилъ, съ ребенкомъ-то, понимаешь? Чего только не натерплся!… Въ разные эдакіе пріюты обращался… Не берутъ нигд: незаконный! Да и просить-то я путемъ не умлъ. Помню, разъ провелъ я ночь на Хив, въ притон одномъ… Всталъ рано… куда идти? Вышелъ на Солянку: «Николенька, говорю, куда-жъ намъ идти?» А май мсяцъ стоялъ о ту пору… тепло было, весело, радостно… Пошелъ, куда глаза глядятъ… Его-то на рукахъ несу, то веду потихоньку за ручку… Долго Москвой шли… вышли за заставу… въ поле… посидли… отдохнули… Куда-жъ теперь? думаю… Взялъ его на руки. Держись крпче! Обхватилъ онъ меня рученками, головку на плечо положилъ и зашагалъ я… Лучше, думаю, гд-нибудь въ деревн издохну, чмъ въ Москв этой, проклятой… Отошелъ верстъ десять… свернулъ въ сторону въ деревеньку… Прямо въ избу первую… Гляжу: баба одна хлбы мситъ… больше никого нтъ… «Теб чего»? спрашиваетъ… Тетенька, говорю, дай Христа ради, мальчику моему молочка… Сполоснула она руки, сходила куда-то, тащитъ цлую кружку… Разговорились мы… Разсказалъ я ей все, вотъ какъ теб теперь… Подивилась она… пожалла… Подумала, подумала да и говоритъ: «Отдай намъ его со старикомъ въ сынки, худо не будетъ… Пойдешь, говоритъ, къ намъ, сынокъ, жить»? — это у него-то спрашиваетъ. А онъ, сынокъ-то мой, обхватилъ вдругъ меня да какъ взвоетъ… жмется ко мн… трясется весь… Нервный онъ у меня былъ… О, Господи! Господи!..
Онъ оборвалъ свою рчь и долго сидлъ молча, тихо всхлипывая…
— Ну, понятное дло, — началъ онъ опять, — не отдалъ я его… Еще бы… отдать… Съ тхъ поръ началъ я съ нимъ вмст ходить, бродяжничать… изъ деревни въ деревню… изъ села въ село… Случалось, гд поработаю — заплатятъ, а то и такъ выпрошу… И вотъ, ей-Богу, скажу теб, хорошее это время было… Загорли мы оба, мальчикъ мой пополнлъ даже… Идемъ, бывало, лсомъ… птички поютъ… листочки-шелестятъ… Солнышко играетъ… Травка-муравка точно коверъ… хорошо!… Сядемъ, разговариваемъ… Лепечетъ онъ у меня… радуется ангелъ мой на муравья на каждаго… И у меня, глядя на него, сердце играетъ!… Да только все это недолго было… Недолго! Подошла осень… пошли холода… дожди… грязь… Одежонка на насъ плохая была… Ну и того… простудился онъ… сразу какъ-то его свернуло… шабашъ! стопъ машина!… - Было это дло во Владимірской губерніи: рка тамъ есть Дубна, можетъ, слыхалъ? Такъ вотъ разъ, въ одно, такъ сказать, прекрасное утро шелъ я съ нимъ по берегу этой рки… На рукахъ его несъ… больного… Да холодно было… втряно… тоскливо… На душ у меня камень лежалъ… ныло сердце, и все во мн плакало лютыми слезами… Несу, несу его, послушаю: дышетъ? Слава Теб Господи! — Николенька! — спрошу. «А»! откликнется. Не спишь? «Нтъ». А кто съ-тобой? «Тятя миленькій»… и жмется, слышу, ко мн… А гд у тебя «бобо»? молчитъ… Несу, тороплюсь, думаю: скоро ли деревня, а деревни нтъ и нтъ, какъ на зло… Мста какія-то глухія, дикія… Усталъ… слъ… его на колнки положилъ… укутанъ онъ у меня былъ тряпьемъ разнымъ… открылъ тряпки посмотрть: не узналъ моего Николеньку: блдный, блдный… губки-трясугся, глазки большіе ввалились… слезки въ нихъ, какъ росинки… — Николенька! — говорю. «А!» отвчаетъ. — Николенька… Господи, что съ тобой?! А онъ, а онъ, понимаешь, улыбнулся эдакъ жалостно, рученками хотлъ поймать меня за шею… да не смогъ… прошепталъ только: «тятя миленькій», «путеня» да и того… померъ!..
Онъ вдругъ опять оборвалъ рчь и полными ужаса глазами, молча, уставился на меня… Въ этихъ глазахъ опять проглядывало сумасшествіе…