— Откуда? — спросилъ онъ. Я отвтилъ, и мы слово за слово разговорились. Я разсказалъ ему свои мытарства. Онъ внимательно слушалъ, моргая добрыми подслповатыми глазами, и, когда я кончилъ, сказалъ:
— Ничего!… поправитесь… У васъ все-таки такъ сказать, есть еще пристань: деревня, домъ, жена, дтишки… Уйдете туда и снова жизнь… А вотъ мн какъ быть? куда дться?.. Это вотъ вопросъ… Да-съ…
— А вы разв тоже безъ дла? — спросилъ я.
— Конечно! — воскликнулъ онъ. — Я потерялъ мсто и вотъ теперь, какъ ракъ на мели… Пропился вдребезги!… Вдь все, что на мн надто — смнка… Чортъ знаетъ что… право… Пожалуй, я вамъ разскажу, если хотите, какъ это все со мной случилось… Длать-то нечего, все равно, и идти некуда… Знаете, я вдь въ этой чайной пятую недлю, каждую ночь ночую — такъ вотъ, какъ изволите видть, сидя… У меня, понимаете, отекъ ногъ сдлался… Чортъ знаетъ, что такое… право… А вдь я — дворянинъ и нжнаго, такъ сказать, воспитанія
Онъ какъ-то жалобно засмялся, сказавъ это, и продолжалъ:
— Служилъ, понимаете, въ почтамт… Получилъ награду къ празднику, навернулся товарищъ… пошла писать губернія!… Пропился, какъ сапожникъ… Очутился на Грачевк… Денегъ нтъ… ничего нтъ… Пришелъ на службу, а меня на выносъ!… Пять дней не являлся… Ахъ, чортъ возьми, скверно!..
Онъ какъ-то сразу оборвалъ рчь и глубоко задумался.
— Да это все пустяки, — началъ онъ опять, посл продолжительнаго молчанія. — Дло не въ этомъ, а дло въ томъ, что меня жена бросила… Понимаете, взяла да и бросила… Сбжала отъ меня, да не одна, а еще захватила собственнаго моего сынишку… а?
— Какъ же такъ? — спросилъ я.
— Да такъ, очень просто… «Ты, — говоритъ, — пьяница и кормить меня не можешь… Не хочу съ тобой бдствовать, дай мн видъ. Жить съ тобой, все равно, не стану… ненавижу тебя, какъ пса…» Такъ, понимаете, и сказала: «какъ пса». Что тутъ длать, а? Пришлось дать видъ. Такъ и разошлись. Она теперь въ Твери… у кого-то въ экономкахъ, и сынишка съ ней…
Онъ ударилъ рукой по столу такъ, что зазвенла посуда, и продолжалъ:
— Водку пью, какъ воду… Запить хочу… Нтъ, понимаете, никакого удовольствія! Стоитъ передо мною мальчишка мой и зоветъ, и манитъ: «папа, папа!» Тяжело!… ей-Богу, тяжело, молодой человкъ!… Жизнь подлая… или я подлъ… чортъ знаетъ, что такое… право… Хочу пулю въ лобъ… честное слово! Больше длать нечего… Дться некуда!… одинъ… никому не нуженъ… спился… Что вы мн на это скажете, а?
— Да что жъ сказать… мсто надо найти… перестать пьянствовать…
— Мсто! — засмялся онъ. — Гд оно? Какое же мсто, когда у меня, понимаете, подъ этимъ пальтомъ одно только голое тло… рубашки нтъ… Вотъ-съ, извольте взглянуть, коли не врите!
Онъ распахнулъ пальто, и я увидлъ, что тамъ было, дйствительно, только «одно голое тло».
— Куда, скажите, пожалуйста, кром какъ въ адъ, меня въ такомъ вид примутъ, а?..
— Да что же у васъ здсь, въ Москв, нтъ разв никого… ни родныхъ, ни знакомыхъ?..
— Какъ не быть — есть… Да только, чортъ ихъ возьми, подлецовъ: не принимаютъ! Разв это люди!… Когда я жилъ хорошо — принимали… «Такой, сякой»… А вдь я, честное слово, тогда, какъ человкъ, гораздо хуже былъ… Да, плохо, плохо и плохо!… Не знаю, право, что длать… Посовтуйте!… Вы, напримръ, что думаете предпринять, а?..
— Да что предпринять? Хочу вотъ сейчасъ идти въ работный домъ… Можетъ быть, и останусь тамъ. Случайно вчера узналъ, и вотъ, ухватился, какъ утопающій за соломенку.
— Знаете что, — воскликнулъ онъ, выслушавъ меня, — и я пойду съ вами… ей-Богу… а что?.. Вотъ только работать-то я того… нездоровится мн… А, можетъ быть, тамъ есть, такъ сказать, и интеллигентный трудъ, а? вы не знаете? Право, пойду!… Какъ вамъ, право, такая славная идея въ голову пришла и какъ васъ Господь на меня нанесъ… Удивительно!… Давайте-ка, курнемъ на радостяхъ, да и поплывемъ… Хо, хо, хо! Работный домъ, такъ работный домъ… Не всели равно, гд ни издохнуть, а?.. а что?.. «И пусть у гробового входа младая будетъ жизнь играть»… О, хо, хо!… Чортъ ихъ возьми, подлецовъ!
Я далъ ему табаку и бумаги. Онъ сталъ неумло вертть «собачью ножку» и, засмявшись, сказалъ: