Мытарства

Двери въ передней давно уже заперли и не стали пускать новыхъ людей, а насъ все держали въ неизвстности. Безконечно долго длилось это ожиданіе, пока, наконецъ, намъ приказано было выходить по одному въ переднюю, къ сидвшему за столомъ писарю.

Дошелъ чередъ и до меня, я подошелъ къ столу.

— Паспортъ есть? — спросилъ писарь.

— Есть.

— Фамилія?

Я сказалъ.

— Имя?

Сказалъ и имя.

— Званіе?

— Мщанинъ.

— Лтъ?

— Тридцать.

— Давай паспортъ!

Я отдалъ паспортъ и, сдлавъ налво кругомъ, хотлъ было встать тутъ-же въ передней, но швейцаръ не допустилъ этого безпорядка…

— Проходи! — крикнулъ онъ, указывая рукой туда, откуда я вышелъ, т. е. опять въ туже набитую людьми комнату. — Живо!..

Въ комнат этой стало еще хуже… Люди толкались и лзли другъ на друга, ругаясь и крича… Въ дверяхъ происходила давка… Т, которые не записались, лзли въ переднюю, а имъ навстрчу пробивались обратно т, которые записались… Получалась какая-то дикая картина напраснаго мученья. Въ комнат стоялъ дымъ коромысломъ… Записавшіеся искали мстечка, гд бы приткнуться, а ихъ, въ свою очередь, давили т, которымъ нужно было еще записываться… Послдніе боялись опоздать. Страшныя лица, потныя, блдныя, красныя, съ вытаращенными безсмысленно глазами, мы казались выходцами съ того свта… Процедура записыванья и отбиранья паспортовъ, у кого они были, длилась безконечно долго. Но, наконецъ, благодареніе Богу, кончилась и она. Всхъ насъ оказалось 147 человкъ…

— Теперь куда же насъ? — спросилъ, наклонившись къ моему уху и держась за полу моего пиджака, дворянинъ. — Рзать или на колъ сажать? Какъ вы думаете?..

— А вотъ увидимъ, — отвтилъ я, главное сдлано… Записали… Отмтили… Значитъ, приняли…

— Утшительно! — пожавъ плечами, отвтилъ онъ. — Вы ужъ меня, ради Христа, не бросайте. — Боюсь я до смерти!… И чортъ меня сюда принесъ!… Загнали, какъ гршниковъ въ адъ… Сиди тутъ!… Хоть бы жрать скорй дали!… Неужели не покормятъ, — какъ вы думаете?..

— Не знаю… Сомнваюсь…

— Гм!… Ловко!… Но стойте!… Что это такое?.. Кажется, стали выпускать изъ ада?

Дйствительно, въ дверяхъ произошло какое-то движеніе… Толпа заволновалась…

— Тише, черти! крикнулъ кто-то, — вызываютъ!..

Толпа стихла… какой-то человкъ, въ синей рубашк, стоя на лстниц, ведущей наверхъ, началъ выкликивать васъ по фамиліямъ.

— Петровъ!

— Здся!

— Проходи!

— Куда?

— Наверхъ… Дверь направо.

— Похлебкинъ!

— Похлебкинъ! Что ты, чортъ сивый, спать сюда пришелъ, что-ли?.. Ну живо!… Проходи!..

Дошелъ чередъ и до меня… Я побжалъ наверхъ… Вслдъ за мной, перескакивая черезъ дв ступеньки, летлъ «дворянинъ»… Мы вбжали съ нимъ на площадку и остановились… Направо была дверь, налво шла лстница наверхъ, на слдующій этажъ…

— Стойте! — дайте перевести духъ!… - сказалъ дворянинъ, тяжело дыша, и добавилъ, показывая на дверь: Сюда, что-ли?..

Мы отворили дверь и очутились въ огромномъ и свтломъ зал… Посреди этого зала стояли крытые зеленымъ сукномъ столы, за ними сидли одтые въ синія рубашки писаря, а между нихъ, за первымъ столомъ, какъ блый грибъ среди поганокъ, возсдалъ въ кресл какой-то необыкновенно строгій на видъ господинъ.

— Это, должно быть, самъ Юпитеръ! — шепнулъ дворянинъ, указывая на него глазами. — Вотъ страсть-то!… Вдругъ — прикажетъ насъ выдрать…

Залъ, между тмъ, быстро наполнялся народомъ… И какъ-то странно было видть въ немъ этихъ жалкихъ, грязныхъ, оборванныхъ, жавшихся другъ къ другу, оробвшихъ людей…

По стнамъ висли портреты гг. Юсуповыхъ, а также портреты государей, начиная, кажется, съ Александра І-го… Сурово и грозно въ полъ-оборота глядлъ Николай І-й… Ласково и мягко, съ грустью на лиц взиралъ на своихъ «освобожденныхъ», вольныхъ людей Александръ ІІ-й и, казалось, думалъ какую-то тяжелую и грустную думу…

Когда вс находившіеся внизу люди собрались въ зал, началась снова безконечная процедура записыванья: Кто?.. Откуда?.. Чмъ занимался?.. Гд жилъ?.. Женатъ-ли?.. Есть-ли дти?.. Доброволецъ или полицейскій и т. д., и т. д.

Посл этого насъ отдлили, какъ овецъ отъ козлищъ: полицейскихъ (присланныхъ полиціей) отдльно, добровольцевъ (т. е. явившихся по собственному желанію) отдльно; снова пересчитавъ, выдали каждому по картонному на веревочк билетику съ No дла и велли идти наверхъ въ спальню…

Мн достался № 2251-й.

— Ну, теперь мы не люди, — сказалъ дворянинъ, — а просто номера… Вы какой?.. Ну, я васъ такъ и буду звать: 2251-й, пожалуйте въ спальню… Ха, ха, ха… Но зачмъ же, однако, въ спальню, а не въ столовую?.. Это глупо, наконецъ… Однако, идемте… вс пошли… Охъ, что-то тамъ съ нами сдлаютъ?..

VIII

Огромное отдленіе спальни, сплошь заставленное койками, такъ что оставался одинъ только не особенно широкій проходъ по средин, находилось въ верхнемъ этаж. Туда вела винтовая, полутемная, узкая деревянная лстница…

Спальня эта производила какое-то тоскливое впечатлніе… Все здсь было сро: срыя стны, срыя одяла, срый полъ, срый потолокъ, к даже свтъ, проникавшій въ окна, казался какимъ-то срымъ…

Здсь, кром насъ, вновь пришедшихъ сегодня, толкалось много поступившихъ раньше и ожидавшихъ работы, которой пока еще не было…