Мытарства

— А вотъ какъ. Есть, братецъ мой, около монастыря этого, гд жилъ я, часовня на большой дорог, съ версту эдакъ отъ обители, въ честь пророка Предтечи и Крестителя Господня Іоанна. Вс, понимаешь, кто ни идетъ и ни детъ, безпремнно въ нее заходятъ. Ну и того… жертвуютъ, кто сколько можетъ… Икона въ часовн-то… большая икона Предтечи и Крестителя Господня Іоанна… Передъ иконой аналойчикъ, а на аналойчик оловянное блюдо для денегъ поставлено, на это блюдо и кладутъ. Ладно. Къ часовн этой старецъ приставленъ — отецъ Августалій, за порядкомъ глядть и деньги получать. Старый этотъ самый Августалій, престарый, лтъ 80 ему… глухой, дурковатый, видитъ плохо, сидитъ, клюетъ носомъ, молитвы шепчетъ. Отлично. Вотъ я и того… смекнулъ. Вижу, дло-то подходящее. Сталъ слдить за этимъ старцемъ: когда онъ приходитъ въ часовню, когда уходитъ обдать. Замтилъ, что онъ поутру не рано ходитъ туда изъ обители, часовъ эдакъ въ семь. Я, понимаешь, возьми, да туда маршъ пораньше. Часовня-то постоянно отпертая стояла, потому тамъ, окромя образа, ничего не было. Ну, ладно. Богомольцы поутру, лтнее время, чуть свтъ, идутъ по холодку. Ну, я и того… что накладено на блюд, то — въ карманъ себ… Ловко?..

— Ловко! — воскликнулъ старикъ. — Ну, ну!..

— Наладилось у меня дло… малина!… Передъ большими праздниками хорошо добывалъ… Рубля по полтора, а то и больше.

— Ну-у-у!?.

— Сейчасъ провалиться, не вру… Водочка это у меня каждый день… закусочка… колбаска… рыбка… манность! Все бы ладно, да дернула меня нелегкая, по пьяному длу, разсказать про это пріятелю… Поилъ его, дьявола… угощалъ… а онъ къ игумену, — и разсказалъ все… Ну, меня и намахали… Пошелъ я съ горя да и загулялъ… Какъ сюда попалъ, — не помню.

— А не мало ты, похоже, денегъ побралъ эдакъ-то?..

— Не мало.

— Да, — задумчиво сказалъ старикъ, — денежки эти теб отольются… У кого кралъ то? у пророка, Предтечи Крестителя Господня Іоанна!… Можетъ, какая баба, копйку ту какую клала а?.. Слезовую! кровяную! мозольную!… Думала — Богу, анъ ты ее на глотку… Сукинъ сынъ, братъ, ты отецъ, не въ обиду будь теб сказано. Теб за это дло, знаешь, что надо?..

— Чего ты меня учишь?.. Наплевать!..

— Наплевать-то наплевать, а счастья теб не будетъ.

— А мн и не надо!

— Что такъ?..

— Да такъ… все одно… Эхъ, да и надоло мн все! — воскликнулъ онъ съ тоской. — Кажись, кабы кто застрлилъ меня изъ поганаго ружья, — спасибо сказалъ бы.

— Чего-жъ теб не достаетъ?.. человкъ ты молодой.

— Надоло все!… глаза-бъ не глядли! Только и живешь, пока пьянъ… Налакаешься — одурешь… все позабылъ: и богатъ, и веселъ!..

— Ну это, братъ, не одному теб, а и всмъ такъ-то… Жизнь-то мачиха… жизнь, братъ, задача… Намъ съ тобой и не понять… Не даромъ пословица-то молвится: не такъ живи, какъ хочется, а какъ Богъ веллъ.

— Богъ, Богъ! — опять какъ-то отчаянно и злобно воскликнулъ монахъ, — все Богъ! Голова болитъ — Богъ наказалъ! Не спится — Богъ наказалъ! На этапъ попалъ — Богъ наказалъ! Все Богъ… а можетъ, Бога-то и нтъ… пугаютъ только насъ, дураковъ.

— Ну, это ты ужъ заливаешь съ пьяныхъ-то глазъ.

— Ничего не заливаю! Сказано: гора двинется съ мста, коли попросишь… Ну-ка, коли вришь, попроси, чтобы тебя Богъ отсюда вывелъ въ трактиръ… да выпить бы далъ, да закусить… Ты, чай, не жралъ путемъ съ роду… Ну-ка!… а?.. что!

— Дуракъ! — сказалъ старикъ, — теперь вс трактиры заперты. — И, помолчавъ еще, сказалъ: А святые-то отцы?.. а мощи-то?

— Мощи… длаютъ, братъ, въ лучшемъ вид!..

— Отстань! Ну тебя ко псамъ! И врно: тебя изъ поганаго ружья убить стоитъ… Семенъ! — обратился онъ ко мн,- вотъ, гусь-то, а?..

Я ничего не сказалъ. Монахъ покурилъ и легъ, отвернувшись отъ насъ лицомъ къ стн.

— Врь всему, — сказалъ онъ, — дураковъ-то и въ алтар бьютъ… Деньги — Богъ! Уснуть бы, — добавилъ онъ, — да не уснешь… о, Господи!.

— Да, — сказалъ, помолчавъ, старикъ и покачалъ сдой головой, — много на свт всякаго народу… всякаго… и всякой дуракъ по своему съ ума сходитъ… Гляди, Сёмъ, учись… вкъ живи, вкъ учись, а дуракомъ помрешь… Такъ ли, а?.. Что присмирлъ?.. Давай опять спать… Можетъ, уснемъ, а?.

— Теперь скоро за вами, дьяволы, придутъ! — заворчалъ монахъ.

— Да ужъ одинъ бы конецъ! — отвтилъ старикъ и растянулся на полу, — всю душу вымотали! Давай спать, Семенъ, больше ничего. Увидимъ тамъ. Утро вечера мудрене. Нечего думать-то… Ложись-ка!..

XXVII

Рано утромъ солдаты разбудили насъ и повели въ дальнйшій путь.

Погода утихла. Было тихо и морозно. Заря только что начинала заниматься. Серпъ мсяца стоялъ надъ горизонтомъ, медленно погасая подъ лучами разгоравшейся зари. Ночь, какъ бы нехотя и лниво, уступала мсто короткому зимнему дню.