На арене со львами

Наверное, это послужит предостережением для них обоих, подумал он. И вот, несколько часов спустя, уже ночью, в полутемной, прокуренной комнате, которую знакомый журналист с трудом отвоевал у ошалевших распорядителей съезда, когда Энн раздевалась, бездумно-грациозным движением снимая с ног чулки, Моргана охватило привычное щемящее чувство, которое неотвратимо толкало его к ней, как желание жить, как страх перед уничтожением, и он, не сдержав стона, потянул ее на старую, видавшую виды кровать и исступленно набросился на Энн, будто она была его последним прибежищем, его спасением, а она вдруг отшатнулась, словно ее ударили, потом отвернула лицо, закрылась локтем и стала холодной, окаменевшей, недоступной. Сквозь ее стиснутые зубы вырвался резкий, свистящий шепот:

— Скорей же… скорей!

— Что? — хрипло пробормотал он, ошеломленный, чувствуя, как где-то в грозной пустоте все его существо свивается в тугую пружину боли.

— Скорей!

Он еще крепче прижал ее к себе, твердя в отчаянии ее имя, а она отвела от лица руку и посмотрела на него чужими, непроницаемыми глазами, пружина распрямилась, и он рухнул со стоном — снова один перед лицом смерти.

— А вот и Данн вернулся,— сказал Мэтт.— Помните, как Кэти звонила вам перед съездом? Хотите еще выпить?

— Самую малость.— Данн снова сел за стол Андерсона.— Кэти не один раз звонила мне перед съездом.

Ага, вон оно что, значит, она тебе не один раз звонила, подумал Морган.

— Я говорю о звонке в связи с Эйкеном.

— Конечно, помню. Она спросила, как я полагаю, будет Эйкен баллотироваться или нет. А я спросил ее, как она полагает, взойдет завтра солнце или нет. «Но ведь на ваши планы это не повлияет, верно?» — спрашивает она. Я отвечаю, что нет, не повлияет. Это очень хорошо, говорит она, потому что, если я буду держать нейтралитет, Хант победит. Я был с ней очень любезен, и она сказала, что они с Хантом просят меня повременить, не принимать окончательного решения. А я и без того не собирался спешить, и когда она это поняла, то сразу со мной распрощалась. Чувствовала, что я еще сам колеблюсь, и предпочла не настаивать, да ей и незачем было настаивать, потому что в это время наши интересы совпадали.

— На самом-то деле планы ее были куда шире,— сказал Мэтт.— Она тогда повесила трубку и говорит мне: «Данна надо переманить на нашу сторону. Я думаю, нам это удастся, если только Хант не станет валять дурака».

— По-моему, когда она напомнила мне, что интересы у нас общие,— сказал Данн,— это был пробный шар. В первом туре Хант победить не мог, поэтому им, естественно, хотелось попридержать всех остальных. Но я и не хотел, чтоб первый тур определил победителя, они это легко поняли.

Я сколотил небольшую группировку делегатов — от нашего штата и от соседних,— у которых были те же трудности, что и у нас. Мы поддерживали одного из моих помощников и надеялись, что он пройдет кандидатом от наших штатов. Малый этот был не безнадежен — вполне мог рассчитывать на министерский портфель. Кое-кто из моих даже прочил его в вице-президенты, но сам я так высоко никогда его не возносил. К тому же главное было не в нем.

Главное для нас было в том, чтоб заставить партию с нами считаться. Мы хотели показать, как сильно наше влияние, выступить в нужную минуту и продиктовать свои условия. Меня лично никак не устраивало, что президент намерен указывать партии, кого она должна выдвигать. Скверный прецедент, до чего мы впредь можем докатиться? Я за партию, но не за такую, куда доступ открыт только избранным. А некоторые деятели из окружения Старика были мне не слишком по душе. Поэтому я и создал независимую группировку и сам встал во главе. Группировка была не очень сильная, но кое-что сделать могла, если никто не сорвет съезд, а этого, мы были уверены, не случится. Помню, как раз перед открытием Эндрю Пирсон написал, что толпа ждет, когда же ей укажут, за каким вождем идти, и мы вполне могли бы подписаться под его статьей.

Нам было в точности известно, сколькими голосами располагает Бингем, ведь конфедератов всегда видно насквозь. Если память мне не изменяет, в том году на съезд собрались тысяча двести девятнадцать делегатов, значит, победителю необходимо было набрать никак не меньше шестисот десяти голосов,— верно, Мэтт? Вы ведь во всем любите точность. По моим подсчетам, в первом туре за Бингема должны были голосовать двести шестьдесят пять делегатов, и большинство их он мог удерживать за собой столько туров, сколько сам пожелает. А это уж зависело от того, насколько глубоко Бингем заблуждался на свой собственный счет, потому что самое разумное для него было передать голоса южных делегатов во время второго тура, ну, в крайнем случае — третьего.