Впрочем, я сомневаюсь, что ему хотели дать эту самую последнюю возможность, ведь к тому времени все уже поняли — его игра проиграна, может быть, только сам он этого не понижал. В то утро, когда открылся съезд, он, как бы в продолжение вчерашнего триумфа, торжественно восседал во главе стола, завтракая с высшими чиновниками партийного аппарата,— присутствовали все, в том числе и я. Тогда я котировался ничуть не выше, чем сейчас, но со счетов партия никого не сбрасывала, у меня ведь тоже была небольшая, но сильная группировка. Итак, там собрались политические заправилы страны: партийные руководители городов и штатов, лидеры крупнейших профсоюзов,— горстка вождей и вице-президент собственной персоной.
Я был заранее готов встретить грозу. Ранним утром, перед тем, как пуститься в нескончаемое путешествие вниз по лестнице, я просмотрел газеты и, читая высказывания разных политических деятелей и всяких прихлебателей о том, что они ждут, а чего не ждут от съезда, вдруг увидел — ага, вот оно. В самом конце приводилось мнение одного профсоюзного гангстера — таких, как он, не приглашают на завтраки с вице-президентами и на совещания в Белый дом, больно уж много он сидел в тюрьме. Но как бы там ни было, мне он иногда оказывал услуги и, вероятно, окажет еще не раз. Он был великолепно осведомлен обо всем, что происходит в профсоюзах, это я точно знал. Так вот, он ответил корреспонденту, что за вице-президентом никто не пойдет, потому что он слишком стар.
Пока я одолевал спуск в сорок этажей, я все это обдумал и пришел к выводу, что столь откровенное высказывание по поводу кандидата, которого якобы выдвигает партия, может означать только одно: Старик наконец-то начал действовать и всадить нож в вице-президента поручил профсоюзам. А чтоб все сошло тихо и мирно, убийство, скорее всего, совершится в день открытия съезда, за утренним завтраком партийных и профсоюзных лидеров. Думаю, вице-президент никакого подвоха не ожидал. Видимо, старикан вообще читал в газетах только заголовки, иначе он знал бы наверняка, что просто так этот профсоюзный гангстер ничего не говорит. И конечно, как я и предполагал, вице-президент, несмотря на ранний час, казался воплощением добродушия и жизнерадостности. Он всегда был большой любитель рассказывать разные истории, и не успели нам подать апельсиновый сок, как он уже приступил к очередной истории — на сей раз про Герберта Гувера:
— В самый разгар промышленной депрессии, когда вся страна страдала от безработицы и голода, этот упрямый человек — упрямее я в жизни не встречал — поехал в Чарльстон, глухой уголок Западной Виргинии, на открытие какого-то памятника. Народу собралось видимо-невидимо, не меньше, чем вчера в аэропорту, и, когда Гувер поднялся на помост, чтобы произнести речь, раздался залп из двадцати одного орудия — салют в честь президента. Пушки грохотали и грохотали, как во времена Гражданской войны. Наконец канонада смолкла, а Гувер все стоял, и кто-то в задних рядах толпы крикнул: «Глядите, промах, он все еще жив!»
Не знай я того, что знал, то, наверно, смеялся бы гораздо громче. Мы сидели за длиннющим столом, мне досталось место наискосок от вице-президента, но почти у двери, и я хорошо видел его лицо. Вид у него был цветущий, здоровый, и, кажется, он был вполне доволен собой. Рассказал еще несколько анекдотов,— у него их был неистощимый запас на все случаи жизни. И потому я очень удивился, когда он, порывшись в папке, достал утреннюю газету и положил перед собой. Газета была развернута на той самой полосе, которую я просмотрел утром.
— Так вот, господа,— сказал вице-президент,— я пригласил вас сюда, чтобы по-дружески поболтать с вами, а потом обсудить, как нам лучше действовать на съезде и во время выборов. Но, наверное, мне сначала следует спросить вас, что означают слова нашего старого приятеля Эда, которого цитирует сегодняшняя газета. Кто не пойдет за мной?
Наступило долгое молчание. Старикан обвел взглядом застолье — помню, я подумал, что у него для таких преклонных лет очень зоркие глаза,— и вдруг в голове у меня мелькнула мысль, что, пожалуй, лицо его только с виду кажется таким здоровым и цветущим, это от того, что оно пылает от гнева.
— Эд, как правило, хорошо осведомлен, но и я не глухой,— наконец произнес он.— Я слышал все эти разговоры об Эйкене, но не в Белом доме.— Он снова обвел взглядом наше застолье.— Ну что ж, раз никто не желает высказаться, будем считать, что в данном случае старина Эд оплошал, ведь так?
Справа от меня кто-то встал, отодвинув стул. Вице-президент быстро повернул голову на этот звук. Стояла такая тишина, что было слышно, как по улице катят машины, а официанты за стеной звенят посудой. Но они уже не суетились вокруг нас. Перед дверью застыл, зловеще скрестив руки на груди, агент секретной службы со значком на лацкане пиджака и глядел куда-то вдаль поверх наших голов.