Пока он шел с Косенко, тлела надежда, что встретит он не раненых, а здоровых солдат, которые случайно отбились от своих подразделений, соберет их и будет бить по тылам немцев и пробираться к своим. Но с первых же шагов надежды его не оправдались. Не успел он пройти и нескольких километров, как у него на руках оказались раненые. А сколько еще отыщется их, раненых и больных? Как пробираться с ними? Как лечить и кормить их? Может, в тылах противника придется пробыть несколько суток? А если немцы с рассветом начнут обыскивать позиции, подбирать своих раненых и убитых? Хорошо, если фронт откатится в горы и дальше, а если немцев остановят перед горами, то здесь, где сейчас находятся они, будут боевые позиции. Тогда наверняка все погибнут. Бахарев сам удивился своим мыслям. Оказывается, сейчас его жизнь зависела от того, насколько продвинутся немцы. Если они будут успешно продвигаться, то его жизнь может быть спасена, а если немцев остановят, то… Странное противоречие! Оказывается, бывают в жизни случаи, когда наилучшим выходом из трудного положения является успех противника. Бахарев внутренне сжался от этих сопоставлений. «Неужели ради спасения своей жизни я хочу поражения всей армии?.. Нет, нет! Нет, я этого не хочу. Пусть лучше всем погибнуть здесь, вот в этих траншеях, чем дать немцам прорваться в Будапешт. Тогда погибнут тысячи людей и война может затянуться». Он вспомнил комсомольское собрание перед началом наступления и слова клятвы, принятые на нем: «клянемся, что мы, воины-гвардейцы, сокрушим на своем пути все преграды врага и водрузим знамя Победы над Берлином!»
Бахарев нащупал в левом кармане партийный билет. Тут он, тут партбилет! В сознании вызревало твердое, непреклонное решение. Собрать всех, кто остался в тылу врага, укрыть раненых в безопасном месте, организовать их лечение и потом пробираться к своим. Нужно переходить на партизанские методы борьбы. Разве мало таких вот группок в первые месяцы войны оставалось в тылу врага? Из этих групп впоследствии выросли целые партизанские соединения. Живы остались те, кто не растерялся, не струсил, сумел сохранить волю и стремление к победе. А те, кто струсил, оказались в лагерях военнопленных, в лагерях смерти.
Бахарев часто думал, что он будет делать, когда обстановка забросит его в тыл врага. И всегда у него было только одно решение: бить врага и пробиваться к своим. Он мечтал, как соберет большой отряд, организует людей и начнет наводить ужас на противника.
— Косенко, — позвал он сержанта, — разыщите где-нибудь поблизости хорошую землянку.
— Правильно, — поддержал его Миньков.
Сержант Мефодьев принес раненого сапера. Косенко разыскал небольшую землянку. Втроем перенесли в нее раненых, уложили их на уцелевших нарах. Бахарев при свете карманного фонарика осмотрел повязки. Мефодьев оказался искусным медиком, и повязки были наложены надежно и ловко.
— Ну, хлопцы, — подозвал Бахарев Мефодьева и Косенко, — теперь нужно набрать как можно больше боеприпасов и постараться раздобыть хоть немного продуктов.
Они вышли из землянки. Брезжил рассвет. Небо прояснилось, и крупные звезды по-южному ярко мерцали в вышине. Бахарев смотрел в озаренную вспышками даль и раздумывал. Сейчас еще была надежда пробраться к своим. А пройдет час-полтора — и тогда линией фронта они будут отрезаны от своих. Он открыл сумку и вытащил карту. Склонившись на дно траншеи, при свете фонарика Бахарев всмотрелся в цветное поле. От того места, где сейчас сидел он, до гор, где шел бой, было не менее шести километров. Это расстояние, если б не раненые, можно преодолеть всего за один час.
Бахарев сложил карту, сунул ее в сумку и распрямился.
— Ну, товарищи, остаемся здесь и будем драться. Как вы на это смотрите?
— Конечно, товарищ капитан, — решительно пробасил Мефодьев, — раз уж случилось такое…
Бахарев посмотрел на высокого, широкоплечего сержанта. Продолговатое лицо его с выступающим небритым подбородком казалось почти серым.
— Я думаю, немало тут наших осталось, — проговорил Косенко. — Бой-то ночью шел, разве определишь, где свои, а где чужие.
Бахарев и не ждал других ответов от сержантов, но, услышав их спокойные, уверенные слова, с благодарностью посмотрел на них и приказал:
— Сейчас осмотрим местность. Вы, Мефодьев, пойдете вправо по траншее, вы, Косенко, влево, а я пойду к фронту. Только особенно далеко не уходите, к рассвету быть здесь.
Сержанты повторили приказание и скрылись в туманной мгле. Бахарев проводил их взглядом и по неглубокому ходу сообщения пошел на восток. Бой заметно отдалился и стих. На светлеющей половине неба угасали звезды. Белесый туман заволакивал горизонт. И только в двух местах — слева, где протекал Дунай, и в середине, где шоссейная дорога прорезала горы, — вспыхивали бледные зарницы.