На берегах Гудзона. Голубой луч. Э.М.С.

Девушка схватила его за руку.

— Нет, нет!.. Пожалуйста не уходите, я хочу, я…

Она прикусила губы и глубоко вздохнула. О’Кийф снова сел рядом с ней. Помолчав еще немного, девушка вдруг торопливо, точно сама подгоняя себя, просто сказала:

— Я двоюродная сестра Фрэда, Этель Брайт.

О’Кийф кивнул:

— Я так и думал.

— Как это вы догадались?

— Фрэд мне рассказывал о вас; к тому же я заметил на вашей сумочке монограмму Э.Б.

Этель улыбнулась, затем серьезным тоном продолжала:

— Мне крайне трудно сказать вам, что мне хочется. Всякий другой высмеял бы меня или счел сумасшедшей… — Она снова запнулась. О’Кийф с трудом подавил вздох нетерпения.

Этель заметила это и, боясь, что О’Кийф уйдет и она не успеет переговорить с ним, поборола свою робость.

— Говорил ли вам когда-нибудь Фрэд о дяде Джоне, об отце?

— Да, смерть отца была тяжелым ударом для Фрэда.

— Дядя Джон не умер.

— Но, дорогая мисс Брайт, ведь ваша мать сама рассказала Фрэду о смерти его отца. Да и Фрэд видел на кладбище могильную плиту с именем Джона Брайта.

— Дядя Джон жив, — продолжала твердить Этель. — Кто там похоронен, я не знаю, но только не дядя Джон.

— Но откуда у вас такие мысли, мисс Брайт?

— Я видела дядю Джона, дважды видела, — ответила Этель.

О’Кийф вскочил.

— Но ведь это невозможно; вы, вероятно, ошиблись, сходство…

— Я два раза видела его, — перебила Этель, — и однажды даже говорила с ним.

— Когда это было?

— В первый раз это было месяца два тому назад в Таллахасси.

— Ведь там же он и умер, насколько я знаю.

— Да. Мы ездили за город кататься. Я его видела в одном из предместий.

— Вы остановили автомобиль?

— Нет, я так испугалась, что потеряла сознание.

— А второй раз?

— Это было вчера, в Центральном Парке.

— Вы с ним говорили? Вы обратились к нему по имени?

— Да.

— А он?

— Он сказал, что не знает меня.

— Значит, вас ввело в заблуждение сходство.

— Как! Два раза? И в Таллахасси и здесь?

— Это кажется неправдоподобным, но все же это более вероятно, чем то, что мертвецы встают из гроба.

— Нет, он не умер. Не смотрите так на меня. Я еще не сошла с ума.

— Вы хотели сообщить Фрэду, что вы видели его отца?

— Да. И просить его сходить со мной в Центральный Парк.

— Может быть старик и сегодня там сидит. Однако Фрэд уехал, и я не знаю…

— Вы говорили об этом вашим родителям?

— Да. Но они высмеяли меня и сказали, что это истерия.

Этель внезапно зарыдала, задрожав всем телом.

— Я так боюсь, мистер О’Кийф. Нет, не за себя, а за него, за дядю Джона; я его очень любила. Он всегда был так ласков со мною и относился ко мне не так, как другие. Я чувствую, что ему грозит опасность.

О’Кийф молчал и сосредоточенно думал. Истерия это или она действительно видела Джона Маннистера? Все это было крайне странно, необходимо было попытаться разузнать, в чем тут дело.

— В котором часу вы вчера видели старика?

— Около пяти.

— Сегодня к пяти я буду в Центральном Парке. Вы можете прийти в это время?

— Конечно.

Этель облегченно вздохнула.

— Я так рада, что вы готовы помочь мне, мистер О’Кийф. Я так беспомощна, я тотчас же теряю голову. Спасибо.

— Благодарить меня вы будете тогда, когда эта загадка разрешится, мисс Брайт. Я думаю, благоразумнее будет до поры до времени ничего не сообщать Маннистеру. Подождем, пока нам удастся выяснить, кто такой этот старик.

Этель согласилась. На этом они расстались.

Когда О’Кийф вышел из гостиницы, из боковой двери высунулся какой-то худощавый молодой человек и, направившись за репортером, не выпускал его из виду, пока тот не добрался до квартиры своих друзей. О’Кийф вошел в дом, а худощавый господин открыл дверь ресторана, находившегося на противоположной стороне улицы, занял столик у окна и заказал чашку чаю.

* * *

Около пяти часов Этель Брайт и Брайан О’Кийф встретились у главного входа в Центральный Парк. Девушка была очень бледна и заметно взволнована. О’Кийф, наоборот, казался особенно спокойным; только напряженное выражение его лица выдавало некоторую обманчивость этого спокойствия.

Они пошли по широким усыпанным песком дорожкам парка. Когда они подходили к маленькому пруду, по которому величественно плавали белые лебеди, Этель схватила своего спутника за руку.

— Вот он!

На скамейке у пруда сидел старик, с ребяческим любопытством следивший за лебедями.

— Подойдите, — предложил О’Кийф девушке, — и назовите его по имени.

Этель сделала это.

— Дядя Джон! Милый дядя Джон!

Старик поднял голову, приветливо улыбнулся и сказал:

— Я вас не знаю.

О’Кийф подошел ближе.

— Разрешите присесть.

Старик кивнул:

— Пожалуйста.

— Чудный вечер, — заметил О’Кийф, внимательно наблюдая за стариком.

— Да. Я очень люблю здесь сидеть. Эти милые животные забавляют меня.

— Какие животные? — сухо спросил О’Кийф.

Старик испуганно взглянул на него.

— Как называются животные? Не знаю.

— Иногда забываешь самые простые слова, — заметил репортер, — со мною тоже случается. А как вас зовут?

Снова испуганный, беспомощный взгляд старых глаз.

— Как меня зовут? Не знаю.

— Вы не местный уроженец, судя по вашему произношению. Откуда вы родом?

Зоркие глаза О’Кийфа ни на мгновение не отрывались от лица старика.

— Откуда я? Не знаю.