На берегах Гудзона. Голубой луч. Э.М.С.

— Мне очень хотелось узнать, откуда этот Гаррис приехал, но я никак не мог добиться ни слова об этом, Шляпу свою он оставил в передней и мне вдруг пришло в голову, что на ней должно быть клеймо магазина, где он приобрел ее. Фантазия ребяческая, но она преследовала меня до тех пор, пока я наконец не поднялся и не вышел под каким-то предлогом в переднюю. Шляпа не дала мне никаких нужных указаний, но когда я ее ощупал, — она была мягкая серая, — то под кожаной подкладкой я обнаружил какую-то белую полоску. Я не стал рассуждать и вытащил ее. Это была узенькая мелко исписанная бумажная полоска.

Врач порылся в бумажнике и подал О’Кийфу узкую полоску бумаги.

— Читайте.

Репортер прочел:

«Если эта бумажка попадет в руки порядочного человека, то мы умоляем спасти нас. Мы гибнем, нас убивают на этом Адском острове. Спасите нас от безумия и смерти!

Марипоза».

О’Кийф с недоумением глядел на клочок бумаги.

— Где находится Адский остров? Кто такая Марипоза?

— Не имею понятия! — ответил Давид Блэк.

— Очевидно, доктор, и вам предстояло поселиться на этом Адском острове. Кто знает, какие там совершаются преступления? Жаль, что Гаррис знает уже вас в лицо, иначе я принял бы вашу должность и поехал на Адский остров.

О’Кийф еще раз прочел бумажку.

— Безумие и смерть! «спасите нас от безумия и смерти»! Это крик заключенных. Возможно, что речь идет об острове, на котором томятся увезенные туда политические. Но к чему тогда врач? Эти господа ведь не станут думать о продлении жизни своих пленников! Непонятно!

Он продолжал рассуждать, находил объяснения, потом отвергал их, заменяя их новыми и все жалел о том, что не может занять место Блэка.

Последний слушал и первое время, из вежливости, старался скрывать зевоту. Наконец он не выдержал.

— Вы никогда не ложитесь спать, О’Кийф?

Последний с удивлением взглянул на него.

— Почему вы думаете?

— Потому что уже четыре часа!

Репортер улыбнулся.

— Все друзья ставят мне это в вину. Вы, лентяи, проводите в постели полжизни. Еще один вопрос, и я ухожу. Найдется ли у вас надежное убежище для Этель Брайт, если бы мне удалось освободить ее из золотой клетки?

— Да, я могу поместить ее у друга, у одного сапожника, в предместьи.

— Отлично, теперь еще один вопрос…

Но Давид Блэк ничего не хотел больше слушать.

— Завтра, О’Кийф, завтра! Спокойной ночи!

Несговорчивый врач поднялся, взял гостя за плечи и бережно, но решительно выпроводил за дверь.

* * *

Голден-Хилл был сущим раем. Маленький из белого мрамора замок стоял в огромном парке, разукрашенном яркими тропическими цветами, бананами, пальмами; темные группы апельсинных деревьев, покрытых белыми цветами, распространяли одуряющий аромат.

На следующий день, в обеденное время, к большим бронзовым воротам парка подкатил автомобиль. Толстый господин с рыжими волосами и рыжей бородой предъявил визитную карточку, на которой красовалось имя доктора «Иеремия Бекль» и, спросил, может ли он повидать мисс Джонс?

Его впустили.

Мисс Джонс не была ни красива, ни молода; она уже целых двадцать пять лет исполняла трудные и убийственно-однообразные обязанности компаньонки. Мечтой ее жизни было выйти замуж и зажить своим домом. Она одинаково ненавидела как женщин, уже нашедших себе мужа, так и красивых молодых девушек. По отношению к последним можно было безусловно рассчитывать на ее строгость.

Мистер, или вернее доктор, Иеремия Бекль передал мисс Джонс письмо от мистера Брайта и с бьющимся сердцем ждал, когда она кончит читать его. Когда она отложила его в сторону и вопросительно взглянула на врача, последний с облегчением вздохнул и сказал:

— Мистер Брайт очень озабочен и, пожалуй, не без основания, здоровьем своей дочери. То, что он рассказал мне о нервности и галлюцинациях барышни, дает основание предполагать, что здесь мы имеем случай начинающейся душевной болезни, «dementia ргаесох», — добавил он с достоинством.

Мисс Джонс, родившаяся в пору, когда молодые девушки не изучали латыни, отнеслась с полным доверием к этому ученому термину.

— Мистер Брайт вероятно сообщает вам, уважаемая мисс Джонс, что мне придется пробыть здесь несколько дней, чтобы понаблюдать за больной. Надеюсь, что это не причинит вам особенных беспокойств?

— Конечно, нет; комнаты для гостей у нас всегда готовы. Мы никогда не знаем, когда кто-либо из семьи пожелает навестить нас.

— Боже милостивый, — подумал мистер Иеремия Бекль, — не хватает только, чтобы этот старый мошенник Брайт или его супруга прибыли сюда, пока я здесь:

— Могу я повидать больную? — спросил он.

— Я сейчас позову ее!

— Я только должен попросить вас, уважаемая мисс Джонс, оставить меня наедине с больной; в присутствии третьего лица она не сможет сосредоточиться.

— Само собою разумеется, доктор!