На берегах Гудзона. Голубой луч. Э.М.С.

Чем ему заняться до прихода Каценштейна и Бенсона? Прежде всего выпить чего-нибудь; ужин в ресторане был очень острый, и теперь Гарвей чувствовал сильную жажду. Кроме того, он очень устал. Немного виски с содовой будет весьма кстати. В буфете, наверно, найдется бутылка. Он направился в столовую. Но, переступив порог комнаты, он остановился, как вкопанный. Рука его, потянувшаяся к выключателю повисла в воздухе, а глаза впились в тяжелые плюшевые портьеры, отделявшие столовую от большой залы: из-под портьеры был виден свет.

Смежная комната освещена! Что бы это могло означать?

Взломщики обычно не зажигают ламп, орудуя в чужой квартире; очевидно, тут что-то другое.

До слуха Гарвея донеслись голоса, — некоторые ему показались знакомыми; он сказал бы даже, что среди других различает голос отца. Он хотел было уже двинуться туда, чтобы приветствовать отца, но какое-то неясное чувство его удержало; что-то подсказывало ему, что тут необходимо соблюдать осторожность. На цыпочках он тихо подкрался к портьере и сквозь щель заглянул в зал…

Глаза его широко раскрылись, и первое мгновение ему казалось, что вся комната закружилась вместе с ним. Собрав всю свою силу воли, он заглянул еще раз в зал.

Виденные им когда-то во сне белые фигуры в плащах с капюшонами сидели вокруг длинного стола, покрытого зеленым сукном.

ЧТО СКРЫВАЛА НОЧЬ

Шатаясь, Гарвей побрел назад, стараясь за что- нибудь ухватиться, чтобы не упасть. Сердце его готово было выпрыгнуть из груди, в висках стучало.

Словно яркая молния осветила его сознание; он сразу понял значение того, что он видел в ту ночь в парке и теперь: белые фигуры, таинственно собирающиеся под покровом ночи, бог знает для каких целей.

Неясно, как в тумане, перед его глазами предстала картина: южная местность; маленькие негритянские избушки, чернеющие в ярком свете луны; вдоль шоссе растянулись замаскированные белые фигуры. Они вооружены и двигаются на лошадях и пешком, все время крича и улюлюкая. Несущий в негритянские селения страх и ужас — Ку-Клукс-Клан — объединение враждебных неграм элементов, угрозами и застращиваниями удерживающее негров от голосования на выборах.

И здесь, в этом зале, перед глазами, заседает тоже Ку-Клукс-Клан.

Гарвей, правда, слышал, что с некоторых пор это тайное общество вновь усилило свою деятельность, направленную против радикальных элементов страны, а также против негров, евреев, католиков и иностранцев. Но он не придавал этому обстоятельству никакого значения, считая все это пустой болтовней.

И вдруг он застает этот Ку-Клукс-Клан здесь, в доме своего отца. Страх овладел им и вместе с тем страшное отвращение. Что понадобилось этим людям здесь? Каким образом удалось им проникнуть в дом?

Он сделал решительный шаг вперед, чтобы войти в зал и потребовать от собравшихся объяснения. Он уже протянул руку к портьере, чтобы ее раздвинуть, но тут в зале раздался голос, — знакомый голос, слишком знакомый. Сердце Гарвея остановилось, — теперь у него больше не было никакого сомнения: он узнал голос отца.

Генри Уорд, по-видимому, приветствовал нескольких вновь вступивших в сообщество членов, он говорил о целях Ку-Клукс-Клана, и Гарвей не верил собственным ушам.

Неужели этот человек, который говорит сейчас с такой жгучей ненавистью и суровой неумолимостью — его добряк-отец, готовый всегда на любую жертву ради своего сына, с раннего детства окружавший его любовью и нежностью, всегда бывший для Гарвея образцом доброты и справедливости?

Гарвей содрогнулся, глубоко потрясенный; он готов был заткнуть себе уши, чтобы не слышать этого голоса, но что-то помимо воли заставляло его прислушиваться к каждой фразе, к каждому звуку. Каждое слово было для него ударом по лицу. Старый американский идеал свободы, равенства и гостеприимства втаптывается в грязь на его глазах. «Америка для американцев» — как часто Гарвей слышал эти слова, остававшиеся для него до сих пор пустым звуком. Теперь он постиг все их ужасное значение: «Америка для американцев» — это означало: прекрасная страна, указавшая около ста лет тому назад дорогу к свободе, отвоевавшая в борьбе сецессионистов[3] право свободы для самых несчастных, самых угнетенных — для рабов, — выдана с головой трестам, крупным лабазникам, промышленным тузам, биржевым акулам. Кто становится у них на дороге, кто мешает их планам, тот немилосердно отметается прочь, без разделения на американцев и иностранцев, — тут эти господа становятся интернациональны. Они имеют в своем распоряжении собственную армию — американский легион, который исполняет для них роль палача, устраняя неугодных им лиц. И с каждым днем к Ку- Клукс-Клану присоединяются новые члены; они нисколько не боятся мнимых запрещений правительства, — которое, испугавшись все нарастающей грозной силы этого сообщества, объявило принадлежность к нему противозаконной, — ибо главари имеют к своим услугам все средства пропаганды: прессу, церковь, школу и неиссякаемые миллионы денег.