На берегах Гудзона. Голубой луч. Э.М.С.

— Именно потому они и избрали эти цифры; никто не подумает, что тайное общество решится выбрать такой легкий шифр.

— И вы давно уже знаете о том, какую опасность Ку-Клукс-Клан представляет для страны? — спросил Гарвей после небольшой паузы.

— Да, мы всегда указывали на нее в своей прессе, наши представители в Конгрессе обращали на это всеобщее внимание. Джон Роулей был одним из непримиримейших противников этого общества. Но все было напрасно. Теперь, когда правительство делает вид, что собирается принять меры, Ку-Клукс-Клан настолько вырос и окреп, что потребуется жестокая борьба, чтобы справиться с ним. Задача еще осложняется тем, что члены этого общества не знают друг друга; лишь ограниченное число посвященных находится в курсе всех дел, и я думаю, что в Нью-Йорке к последним принадлежит также…

Он оборвал речь.

— Мой отец, — вздохнул Гарвей.

Оба замолчали, поглощенный каждый своими мыслями. В это время они были уже за городом. Кругом царила глубокая тишина, и этот чарующий покой летней ночи острой болью отзывался в сердце Гарвея. Как все обманчиво! Эта богатая и прекрасная страна, завоеванная когда-то пионерами свободы, скрывает в себе гнойный нарыв, приносящий болезнь и смерть.

По приезде, Гарвей позаботился, чтобы его гость был хорошо устроен, и тотчас же поспешил к Грэйс. Она была уже в постели, но еще не спала, и приветствовала мужа с нескрываемой радостью.

— Я начала уже беспокоиться о тебе, милый. Где ты был так долго?

Гарвей подумал с минуту; он собирался ей все рассказать, в надежде найти у нее помощь и утешение в своем горе. Но, увидев ее такой розовой и свежей, радостной, спокойной и нежной, он не решился тревожить ее. Пусть она проспит эту ночь спокойно, ей и без того понадобится вся ее сила, чтобы помогать ему в предстоящей борьбе.

— Ты так бледен, Гарвей. Тебе нездоровится?

Как хорошо подействовала на него эта заботливая нежность. У него на глазах появились слезы.

— Говори же, — настаивала она, обеспокоенная его молчанием. — Что случилось?

— Ничего, дорогая, ничего, — пробормотал он сдавленным голосом. — Я чувствую себя очень утомленным и разбитым. Завтра ты обо всем узнаешь, а сегодня не расспрашивай меня ни о чем.

Внезапно охваченный отчаянием, он упал на колени и простер к ней руки.

— Будь добра ко мне, Грэйс, мне нужна твоя любовь!

Она наклонилась к нему с выражением бесконечной нежности. Ее кружевная рубашка соскользнула с плеч. Внезапно глаза Гарвея расширились, уставившись на белую грудь, которая мерно вздымалась. Луч от лампы упал на украшение из яшмы, висевшее на золотой цепи, и камень заиграл ядовито-зеленым блеском.

По маленькому, тонко вырезанному, сморщенному лицу фигурки Гарвей узнал в ней идола, которому принадлежит голова, принесенная Каценштейном.

Вспомнив при этом виденное им в коллекции сенатора Бонхэда индийское божество, Гарвей ясно понял, что на украшении Грэйс недостает одной головы.

Он все еще продолжал смотреть на талисман; ему казалось, что зеленая голова становится все больше и больше, подмигивает ему, злорадно скривив рот в дьявольскую усмешку. Вот она совершенно закрыла собой испуганное лицо Грэйс. Гарвею почудилось, что по ехидно гримасничающей роже, казавшейся ему олицетворением торжествующего зла, течет кровь — кровь Джона Роулея.

Словно откуда-то издалека до него доносился испуганный голос Грэйс:

— Гарвей, что с тобой? Ты болен?

Неимоверным напряжением последних сил он овладел собой Закрыв голову одеялом, чтобы не видеть злобной рожи индийского божка, он беззвучно прошептал:

— Да, я чувствую себя больным… Прости, дорогая, но я пойду к себе в комнату, мне надо отдохнуть. Нет, нет, не ходи за мной, — прибавил он поспешно, видя, что Грэйс хочет встать с кровати… — Ничего серьезного нет, мне необходим только сон. Завтра все опять будет хорошо. — Он поцеловал ее и шатаясь вышел из комнаты.

Однако, и у себя в комнате он не нашел покоя. Страшные призраки преследовали его, душили своими костлявыми пальцами… Один за другим перед его глазами носились в дикой пляске виденные им сегодня ночью образы: белые фигуры, Брэсфорд, лежащий мертвым на улице, убегающий Каценштейн, индийский божок, нежное лицо Грэйс, страшно изменившееся на его глазах.

Он застонал и прижал обе руки к разгоряченной голове. Ему казалось, что он сходит с ума. Глубокая тишина, царившая во всем доме, давила его; ему казалось, что она притаилась, скрывая в себе что-то враждебное, угрожающее, непоправимое»

У ВРАТ ТАЙНЫ

Гарвей проснулся поздно и, наскоро одевшись, поспешил к Грэйс, которая гуляла с Джэком Бенсоном в саду. Он боялся, как бы Бенсон не рассказал ей о событиях вчерашнего вечера, но взгляд, брошенный ему последним, успокоил его. Лицо Грэйс было тоже спокойно и радостно. Она шутила, даже пожурила Гарвея за то, что он поздно встал — значит, она ничего не знает.

Гарвей вздохнул с облегчением; он решил пока не сообщать молодой женщине о своих ужасных переживаниях, боясь, что это на нее сильно повлияет.