На берегу Красного моря

— Посмотри, эффенди, вс он красавицы на подборъ; Юзефъ — старый торговецъ женщинами и уметъ угодить благороднымъ пашамъ.

Произнося это, онъ далъ знавъ рукою, и невольницы открыли свои лица. Я невольно взглянулъ на эти безжизненныя лица рабынь, какъ я ихъ себ представлялъ по образцамъ гаремницъ, и былъ пораженъ наоборотъ глубокимъ выраженіемъ, лежавшимъ на ихъ страдальческихъ, истомленныхъ горемъ и оскорбленіями лицахъ, Старшею изъ нихъ казалась на видъ негритянка. Обыкновенный негритянскій типъ съ извстными губами и носомъ не длалъ ее особенно красивою, но красивые глаза, продолговатое лицо и гладкіе длинные волосы, не свойственные черному племени, и нжная бархатистая черноватаго матоваго цвта кожа выкупали этотъ недостатокъ, а стройная талія и красивыя плечи придавали ей видъ хорошо сформированной женщины. Она не была настоящею негритянкою, а была скоре изъ племени ландниговъ или іолофовъ, приближающагося къ арабамъ. Дв другихъ были еще несовершеннолтнія, но довольно развитыя въ физическомъ отношеніи, арабки. Бронзоватаго цвта лица ихъ съ черными искрящимися глазами, съ миндалевиднымъ разрзомъ и длинными черными рсницами, такъ были похожи одно на другое, что об казались сестрами. Правильный арабскій типъ съ чудными глазами и тонкимъ орлинымъ носомъ, красивымъ ртомъ, маленькими ушами длали ихъ настоящими красавицами, еслибы не поражала ихъ значительная даже для арабокъ худоба и страдальческое выраженіе ихъ молодыхъ прелестныхъ лицъ. Совершенно въ иномъ вкус была четвертая рабыня, которую торговецъ величалъ "Розой Пустыни" и которая держалась какъ-то особнякомъ отъ другихъ, даже нсколько независимо отъ хозяина. Она достойна была своего названія, потому что это была дйствительно роскошная женщина. Блое, чистое съ правильными чертами лицо, не загорвшее, но съ какимъ-то матовымъ оттнкомъ, высокій лобъ, окаймленный блестящими черными волосами, огненный взглядъ, свойственный женщинамъ юга, красивыя губи и роскошныя формы — такова была Роза Пустыни, которою торговецъ видимо дорожился боле, чмъ всми остальными. Юзефъ замтилъ, что Роза Пустыни произвела на меня сильное впечатлніе, такъ какъ я долго не могъ оторвать глазъ съ ея прекраснаго, правильнаго, даже неискаженнаго душевными страданіями липа и потому поспшилъ предложить обратить на нее еще большее вниманіе.

— Эффенди, смотри на Розу Пустыни, — заговорилъ онъ съ отвратительною улыбкою, — какъ она прекрасна… Старый Юзефъ не видалъ женщины роскошне Розы Пустыни; она будетъ красотою твоего гарема, благородный паша московскій, поврь — она стоитъ золотого мста…

— Отстань отъ меня, Юзефъ, — отвчалъ я, — мы европейцы не покупаемъ женщинъ, и никогда не купимъ, не смй мн и предлагать своей Розы Пустыни; она свободна какъ и ты, откуда у тебя право продавать этихъ бдныхъ женщинъ?

— Эффенди молодъ; онъ пріхалъ изъ далекой страны московской, онъ не знаетъ правъ арабовъ моря, — возражалъ Юзефъ — он достались мн не легко; я купилъ ихъ своею кровью, и за свою кровь хочу получить золото… Свою кровь, эффенди, и свой трудъ я имю право продавать…

Отвратительно, но логично звучали слова стараго торговца и я поспшилъ отойти къ своимъ верблюдамъ, чтобы вырваться отъ навязываній Юзефа. Обернувшись, я увидлъ, что Роза Пустыни смотрла на меня своими огненными глазами. Я взялъ двухстволку Ахмеда и сталъ взбираться на скалу, чтобы уйти подальше отъ своего становища, чтобы не видть этихъ несчастныхъ невольницъ, смотрвшихъ на меня, какъ на своего покупателя и избавителя отъ позорной участи, — служить показнымъ товаромъ. Бодро я шелъ по трудной горной тропинк впередъ, думая заглушить въ своемъ сердц непріятное и щемящее чувство, но солнце уже закатывалось, позолачивая только верхушки акабинскихъ альпъ, подножіе которыхъ и море до западной окраины, гд играли еще лучи заката, были темны, и я поспшилъ воротиться. Юза долженъ былъ уже приготовить закусить.

Когда я подошелъ въ своему становищу, было уже довольно темно, невольницы были въ палатк, въ которой горлъ огонь. Мои арабы приготовлялись къ ночлегу, а арабы тоже улеглись вокругъ палатки Юзефа, который былъ въ шатр рабынь. Не усплъ я еще закусить, какъ поле палатки поднялось, и изъ нея вышелъ Юзефъ, направлявшійся во мн. Надо замтить, что въ мое отсутствіе шатеръ невольницъ былъ перенесемъ поближе въ нашему становищу, такъ что можно было даже отъ нашего востра слышать шопотъ несчастныхъ женщинъ. Юзефъ, подойдя во мн, остановился, приложилъ руку ко лбу и груди по восточному обычаю и началъ:

— Эффенди благородный, Роза Пустыни желаетъ видть тебя, она можетъ говорить съ тобою, старый Юзефъ не помшаетъ.