На берегу Красного моря

Проснувшись на другой день и чувствуя себя довольно бодрымъ, я началъ оріентироваться на счетъ нашего географическаго положенія. По всмъ даннымъ мы находились на параллели свернаго отрога Джебеля-эль-Тиха въ томъ мст, гд приморская цпь наиболе отходитъ отъ берега Акабинскаго залива. Въ этомъ мст Джебель-эль-Тиха съ приморскими горами образуетъ горный узелъ, который обозначается нсколькими возвышающимися пиками. По разсчетамъ Юзы и Ахмеда, а также по моимъ вычисленіямъ, мы должны были быть, если не въ ночи, то на другое утро въ Акаб. Это надежда оживила насъ и мы бодро выступили въ путь. Но этой бодрости хватило намъ не надолго, мы еще ране полудня погрузились въ ту же апатію, въ какой были во весь вчерашній день. Та же безучастность ко всему, тоже холодное равнодушіе, та же мучительная подавленность когда ничего не желаешь, ничего не чувствуешь, ничего не мыслишь, когда погружаешься въ забытье, въ нирвану. Быть можетъ, мои спутники и не доходили до такого состоянія, но я былъ погруженъ въ него всмъ своимъ существомъ такъ мы хали часовъ до 4-хъ пополудни, не думая ни объ отдых, ни о чемъ вообще, безучастно только поглядывая вокругъ то на море, къ сверу съуживающееся длиннымъ языкомъ, то на скалы, каменною стною стоявшія на всемъ пути вашемъ слва, и покачиваясь на верблюдахъ, которые, видимо, послдніе два дня ослабли до того, что едва волочили ноги. Я не думаю, чтобы мы въ послдніе дни длали по обычныхъ пяти верстъ въ часъ, не смотря на то, что животные наши были не особенно нагружены. Въ Акаб мы надялись отдохнуть, запастись провизіей и силами на новый переходъ черезъ пустыню; къ Акаб относились вс наши стремленія и пожеланія, какъ къ конечному пункту настоящихъ страданій, хотя до конца было еще очень далеко. Но и Акабы, казалось, не такъ легко было достигнуть; вотъ уже почти два дня мы идемъ отъ Эль-Тапса по дорог врной, караванной, по которой нельзя заблудиться, благодаря блющимъ тамъ и сямъ костякамъ верблюдовъ, а оконечности Акабинскаго залива, гд стоитъ Акаба, не видать; къ сверу длинный язычекъ залива по прежнему оканчивается какъ-то неопредленно, какъ будто синеватая дымка подернула весь горизонтъ, а такъ не кончается пустыня… Грустныя мысли пали опять въ голову, и безъ того уже поразстроенную не мало; неужели намъ не дойти къ утру до Акаби, думалось мн, и казалось съ этою думою отлетала послдняя надежда на выходъ изъ мертвой пустыни, оставалось готовиться въ тому, чтобы остаться въ пустын на вки… Я замчалъ, что и арабы мои сдлались грустные, какъ я, и Юза погонялъ верблюдовъ, хорошо понимая, что мы не придемъ въ Акабу скоро, такъ какъ животныя измучены и не могутъ идти по прежнему ходко. Но вотъ Рашидъ поднялся немного на горбъ верблюда и сталъ всматриваться въ даль пустыннаго берега; мы вс послдовали его примру, оживившись нсколько надеждою увидть желанную цль. Ничего, однако, кром чернаго пятна, какъ будто двигающагося, на горизонт не замчалось, на это пятно были устремлены наши усталые взоры, и, казалось, оно росло въ размрахъ и подвигалось въ нашу сторону.

— Эффенди, — вдругъ ршительно произнесъ Рашидъ, обратившись ко мн, и глаза его загорлись огнемъ, — то видно арабы пустыни. Рашидъ съуметъ умереть за эффеиди, если будетъ нужда, но пусть не боится, эффенди, арабы пустыни — трусливые шакалы.