На берегу Тьмы

Доехали до Красного. Свет месяца зловеще поблескивал на винтовках красноармейцев. Все те же конники, которые задержали Николая, сопровождали сани. Возле Преображенской церкви из красного кирпича, похожей на готический собор, грохнул выстрел. Один из всадников, удивленно вскрикнув, рухнул, сбитый пулей. Николай увидел, как на снегу вокруг убитого расползается чернильная лужа.

– Засада! – закричал кто-то.

Кони заржали и заметались – было непонятно, откуда стреляют. Прогремело еще несколько выстрелов – со стороны старой усадьбы Полторацких. Красноармейцы поспешно укрылись за церковью. Сани оставили здесь же и начали отстреливаться. Примчались те четверо, которые держались всю дорогу чуть поодаль.

– Окружай, – тихо скомандовал один из красноармейцев, по-видимому командир. Трое остались охранять сани, а остальные во главе с командиром поскакали окружать усадьбу слева, с тыльной стороны.

Послышалась стрельба. Вскоре кто-то заорал:

– Взяли, взяли барона!

Со стороны усадьбы, подгоняемый тычками прикладов в спину, спотыкаясь в снегу, шел коренастый мужчина в красноармейской форме с погонами, с медалями на груди.

Командир нетерпеливо гарцевал на наезженной дороге:

– Ну вот и все, фон Киш. Теперь не сбежишь. Что с остальными? – спросил он у своих.

– Убитые.

– Двое остаются охранять трупы – их завтра заберем, а этого связать и в сани, – скомандовал командир. – Узнаешь подельничка?

Фон Киша связали и бросили в сани к Николаю. Николай узнал в нем бывшего старосту Бернова, Фрола Белякова. По удивленному взгляду Николай понял, что Фрол, или фон Киш, как он теперь назывался, тоже узнал его.

– Не мой это! – крикнул фон Киш. – Чего безвинного человека повязали?

Красноармейцы заржали в ответ и принялись на радостях палить, разъезжая вокруг саней и демонстративно целясь в головы арестованных. Разрядив оружие в воздух, наконец снова тронулись в путь.

– Узнал? – тихо спросил фон Киш.

– Да. А ты меня?

– Тоже. Только ты меня не знаешь – так тебе лучше будет, барин. – Эх, как глупо попались, – сокрушался фон Киш. – В темноте не заметили подкрепления, думали, что их всего пятеро, да в санях еще. Поторопились и поплатились за дурость свою. Тьфу!

Документы у Николая были поддельные, и он понимал, что в Старице, если состоится следствие, об этом узнают. «А может, нас там просто расстреляют… – думал Николай. – Прощай, Катерина! И прости меня. Я попытался…»

Прошел целый месяц тягостных ожиданий. Наконец Катерина узнала от Веры, что Николая в тот же вечер по наводке Ермолая взяли как подельника фон Киша, да и самого фон Киша схватили живым в Красном. В Старице фон Киш сбежал, а Николая отправили в Сибирь.

Катерина долго не могла опомниться, время для нее словно остановилось. Все стало безразличным: не хотелось приласкать детей, через силу вставала по утрам. Чаще всего, если выпадала свободная минута, смотрела в окно на дорогу, по которой ушел Николай. Ждала.

Катерина с Александром кое-как разговаривали только на людях и при детях. Вскоре удалось выкупить мезонин, и Александр теперь перебрался туда, изредка появляясь у Катерины, только чтобы поесть. Катерина мужа так и не простила.

Она долго сомневалась, но все же пошла на занятия в школу грамоты и сразу же стала лучшей ученицей. Очень скоро смогла читать по ночам книги, которые давала Вера – Пушкина, Толстого, Тургенева. Целый мир открывался ей, и спустя долгое время Катерина наконец почувствовала, что ее отпускает, что она снова может радоваться даже мелочам. Но каждый вечер перед сном вспоминала людей, которых любила и которых потеряла: бабку Марфу, Федора, Тимофея, Глашку, Фросю, Агафью и Николая. Когда ей становилось тяжело и не хватало сил, она, как молитву, повторяла имена: Марфа, Федор, Тимофей, Глаша, Фрося, Агафья, Николай, Марфа, Федор, Тимофей, Глаша, Фрося, Агафья, Николай… Имена потерянных дорогих людей давали ей силы жить дальше.

Глава 7

В 1937 году Пасха была поздняя, 2 мая. Никто не праздновал, не красил яиц, не пек куличей, но вся деревня откуда-то знала: Пасха пришла. Казалось, что и природу кто-то оповестил: ветер переменился на южный, птицы защебетали будто бы по-другому, стройно и торжественно. Домочадцы шепотом христосовались, а Катерина вполголоса напевала: «Христос воскресе из мертвых, смертью смерть поправ…»