На берегу Тьмы

– Чаму быць – таго не абмiнуць, хлопцы.

Катерина не видела лиц пленных солдат, но ясно представляла каждого, знала историю их семей и о какой жизни после войны они мечтали.

«А как буду жить я, если выберусь отсюда? Может, смерть – благо для меня?»

На третий день после яростного боя пулемет на крыше вдруг стих. Выстрелы приблизились к стенам усадьбы и вскоре стрельба стала удаляться в другую сторону.

– Неужели взяли? – радостно переговаривались пленные.

– А вдруг не найдут нас здесь? – испугалась Глаша.

– Что ты – деревенские знают, где мы, – успокоила Катерина.

И правда, заскрипели засовы – кто-то открывал дверь подвала – пришли мальчишки, которых матери отправили на помощь пленным.

Выбравшись наружу, многие не могли сдержать слез. Обнимались, обнимали мальчишек, Катерину с Глашей. Катерина наконец рассмотрела тех, с кем пришлось сидеть в подвале в кромешной темноте в ожидании смерти.

Появились наши солдаты: привезли полевую кухню и стали кормить бывших пленных горячим. Рассказали, что они из 220-й дивизии 39-й армии генерала Хоруженко, сражались за деревню с 26 по 30 декабря. Солдаты и сами были мокрые и замерзшие – все эти дни мела метель, ветер валил с ног, мороз стоял тридцать градусов, но они пробились. На крыше усадьбы, на чердаке, немцы, отступая, оставили смертника, приковали его к пулемету, поэтому так долго не могли занять деревню.

Немцы полностью сожгли Корневки, угнали в плен жителей Бибикова и Климова, несколько домов в Бернове тоже сгорели – в одном из них фашисты свалили своих убитых и раненых и подожгли, а некоторые дома спалили просто так, напоследок.

Катерина с Глашей, торопясь, что было сил, побежали домой. Спустившись с пригорка, увидели страшную картину: большак исчез – сплошь покрылся глубокими воронками от снарядов. Повсюду лежали убитые – и наши, и немцы, – припорошенные снегом, а метель, не обращая на них внимания, продолжала свое дело. Дома скорбно догорали, накрытые серым дымным маревом с красноватыми проблесками. Катерина с болью в сердце смотрела на свою улицу: не горит ли и ее дом, но из-за метели ничего не было видно. Подойдя ближе, Катерина с облегчением вздохнула, увидев, что дом все-таки цел. Побежали к бане. Александр, услышав, что немцев в деревне больше нет, смог наконец подняться, хотя все еще был очень слаб.

Глаша обнимала Александра:

– Ох, папка! Столько страху натерпелись! И как же я рада, что ты очнулся!

В ту ночь измотанные, продрогшие солдаты расположились кто где, а на следующий день снова двинулись в наступление, освобождать Старицу, оставив спасенных из плена восстанавливаться в госпитале, – многие от голода и обморожений не могли двигаться.

Радостные бабы бегали по деревне и поздравляли друг друга. Одна рассказывала: «Ой, бабоньки, девять человек родила, а так лихо не было!»

К вечеру Паня принесла новость – госпиталь вернулся, и она уже успела повидаться с Сашей.

– Только вы ему не говорите, – попросила Паня, потупив глаза.

– Что ты, дочка, я забыла, и ты сама забудь, будто и не было ничего, – успокоила Катерина. – Надо жить дальше, милая моя!

По замерзшей Тьме побежала в больницу. Рядом стояла полуторка, на которой только что доставили раненых: сквозь дощатое дно промерзшего кузова на снег все еще стекала черная кровь. Катерина стала пробираться к операционной. Все палаты, коридоры были забиты ранеными, многие теснились по двое на узких железных кроватях. Катерина приоткрыла завешенную простыней дверь и увидела, что Александр оперирует. Вид у него был изможденный: очень осунулся, на щеках проклюнулась неровная рыжеватая щетина, хотя он раньше всегда ходил гладко выбритым.

– Сынок! – позвала Катерина.

– Следующего, – скомандовал Саша и выбежал за занавеску к матери, держа окровавленные руки перед собой. Сестры тут же принесли другого раненого и положили на операционный стол.

Саша быстро заговорил:

– Мама! Скоро возьмем Ржев. Мы погнали их, понимаешь? – Глаза Саши горели.

– Так хотела тебя увидеть! Ты скоро придешь к нам? – с надеждой спросила Катерина.

– Не знаю, родная моя, – посмотри, сколько раненых. – Саша, стараясь не запачкать Катерину, наклонился вперед и поцеловал ее в щеку:

– Спасибо тебе за Паню, она говорит, не выжила бы без тебя…

– Сынок, – заплакала Катерина.

Саша ушел, не оглядываясь. Катерина сквозь неплотно закрытую дверь видела, как он сосредоточенно осматривал раненого и начинал операцию.

Гордость за сына охватила ее: спасает людей от смерти. Катерине захотелось снова поговорить с ним, сказать главное. Но что – главное? Что она любит его? Но он и так знает… Что она убила человека? Но как объяснить, чтобы не сказать про Глашу? Что она не выполнила своего обещания и не сберегла Паню? Нельзя.