На бесплодных землях горит святое пламя (СИ)

Алина Старкова заберёт её с собой в землю и к червям, как и отторгаемую истину, пустившую корни слишком глубоко, чтобы теперь спустя годы выкорчёвывать её вместе с собственными жилами.

Дарклинг мог быть жестоким, властолюбивым, но подобного бы не допустил. И в то же время эта истина и злит: не случись Каньона, не будь войны, Равка была бы сильна. Равка…

Алина вздыхает.

— Верно, — Ярен жмёт плечами. Армейская куртка на нём бездумно расстёгнута. На груди поблескивает жетон с высеченным именем, званием и местом рождения. Бирка на случай смерти. Если останется, что отправлять домой.

Если останется сам дом.

Подобных мыслей не должно быть, они — верный путь к поражению, к гибели, но после стольких смертей, после смерти Мала, как можно думать о благом исходе?

Потому что их история с самого начала была обречена на провал.

Потому что заклинательница Солнца не способна более подчинить себе свет. Маленькие тени — всё, что осталось маленькой святой, маленькой мученице.

Тени, горечь и погибель, маячащая кровавым, невосприимчивым к её командам солнцем на горизонте.

Внутренний голос слишком похож на карканье старухи и девушки, когда-то мечтавшей о лучшем мире.

— Мы справимся, — Ярен бодает Алину в плечо своим. Себя успокаивает или её?

Он держится достаточно расслабленно, ведь она не гриш. А будь иначе, то как бы он вёл себя? Знай, кем является на самом деле Алина, то как бы он на неё смотрел? Алина не очень хочет знать.

— Но нам бы не помешал кто-то вроде него. Хотя я наслышан о генерале Назяленской. Говорят, она красива, как святая, — Ярен улыбается. Озорливо, показывая, что мальчишка где-то внутри ещё жив, не сожжён, не изломан.

Алина закатывает глаза. Мужчины.

— И не менее смертоносна.

— Возможно, у нас не всё потеряно?

— Возможно.

Какая же ты лгунья, Алина.

Ярен выплёвывает соломинку.

— Дошли слухи, что на мёртвых землях найдены пустые фьерданские скифы.

«Мёртвые земли». Каньон.

— Пустые? — она уточняет с долей здравого сомнения. — Возможно, что экипаж высадился?

Ярен качает головой.

— Не знаю, насколько это правда, но палубы все в крови.

Алина закусывает изнутри щеку. Что это? Неведомы монстры или сама Равка пытается избавиться от своих врагов? Чушь собачья.

— Что-то неладное творится на той земле, — Ярен морщится, как от зубной боли. Или боли в костях, когда погода не ладится. Алина заметила ранее, что он прихрамывает, стоит начать дождю накрапывать.

— Если их сожрали призраки волькр, я совсем не против.

— Агата!

— А пока мы можем воспользоваться этим и другими суевериями и отбить Адену.

Рыжий свет делает морщинку меж бровей Ярена сплошь чёрной и глубокой.

— То есть?

Алина отставляет кружку в сторону и внимательно смотрит на свои пальцы. Кожа огрубела, а подушечки ладоней покрылись мозолями. Линии — сплошь чёрные, заполненные тенями, как отравляющим мраком иного свойства.

— Как ты думаешь, почему Крибирск до сих пор не взят? Почему фьерданцы медлят? Дело не в том, что они не могут.

Удивление на чужом лице приятно.

Облизнув губы, Алина поднимает голову, вглядываясь в пики шатров, в различимый на полотне неба дым, продолжая:

— Они считают силу гришей грехом и ересью. Представь, в какой ужас их приводит город, поглощённый тьмой и монстрами. Даже если этой тьмы там уже нет. Так что твои слухи как нельзя кстати. Занятые нашими людьми, они не будут оглядываться на Крибирск.

Ярен прерывисто выдыхает. Алина не хочет слышать никаких вопросов и городить ложь — тоже не хочет, а потому поднимается на ноги, кутаясь в кафтан, как в броню, и добавляет:

— Дарклинг мёртв. Но окажет нам небольшую услугу. Спасибо за чай.

***

Он бы оценил её план.

Эта мысль не даёт покоя несколько часов кряду, пока они бредут, минуя открытые тракты и проложенные дороги, как призраки. Пускай темп быстрый, не дающий расслабиться, а необходимость вслушиваться в каждый шорох истощает, именно призраком Алина себя ощущает. Бесплотной. Мёртвой, не упокоенной. Ноги утопает в вязкой грязи, а к сапогам липнет влажная трава вместе с комьями земли.

Алине кажется, что она не чувствует под собой — и в себе — ничего. Мысль травит.

Мысль верна.

Дарклинг бы оценил. Не его ли логикой она руководствовалась, предлагая разделить отряды, чтобы завлечь вражеские силы отвлекающим манёвром? Не его ли жестокостью, осознавая, что подвергнет опасности чужие жизни?

Он бы сделал это, не раздумывая, зная, что получит желаемое. Ему приписывали многие суждения, коих Алина успела наслушаться за минувшие дни и гораздо ранее, когда в Керамзине учителей тянуло поговорить за ужином на слишком животрепещущие темы.

Словно они могли что-то знать. О сущее, как же она ужасна!

Только суть была до смешного проста. И не стоило городить никаких теорий, не пытаться понять и поднять то, что невозможно унести.

Цели Дарклинга оправдывали всё, пока он сам в оправданиях не нуждался вовсе.

Не этим ли принципом руководствовалась сама Алина, дёргая за нити, пускай вполовину не так умело? Тонкая наледь её спокойствия должна пойти трещинами от этого осознания. Она вся должна уже раскрошиться.

Ведь с каждым шагом Крибирск всё ближе.