На ближневосточных перекрестках

— На правом берегу Тигра, около дома, принадлежавшего когда-то премьер-министру королевского Ирака Нури Саиду, я встретил как-то группу арабов, снимавших финики сорта хистави, также распространенного в средней полосе. Накинув на пальму петлю из толстой проволоки, другой конец которой защелкивался за спиной сборщика, он делал несколько шагов по стволу пальмы, затем рывком, пригнувшись ближе к стволу, перебрасывал петлю на полметра выше, потом вновь ступал по пальме, упираясь спиной в подушку. За поясом у него торчал тяжелый кривой нож, которым он подрубал гроздья фиников. В это время женщины внизу расстилали циновки, на которые он сбрасывал срезанные грозди. В Басре при сборе урожая фиников высокого сорта грозди не бросают, а осторожно спускают на веревке.

В Ираке 1,2 млн. крестьян заняты выращиванием финиковых пальм. Они живут на плантациях, которые, как правило, им не принадлежат. Финики и высаживаемые на грядках между пальмами овощи составляют их постоянное меню.

…В Басре около набережной сгрудилось несколько десятков лодок, по своей форме напоминавших венецианские гондолы. Они ярко раскрашены в белый и синий цвета, некоторые затянуты тентом. На одной из таких лодок я отправился в путешествие по речному каналу, с обеих сторон которого раскинулись посадки финиковых деревьев.

Лодка медленно скользит по зеленой глади канала, в которой отражаются стволы пальм. Он тянется на несколько километров, почти до иранской границы. Поэтому мой. кормчий всегда выходит на работу с нас портом, который нередко проверяют иракские Пограничники.

У входа в канал стоят на приколе пришедшие из Багдада несколько барж с ободранными ржавыми боками. На их палубах — слепленные из глины круглые печки (таннуры), в которых речники в пути выпекают хлеб. Неподалеку от воды стоят шалаши из пальмовых листьев и циновок. Здесь живут те, кто очищает от ила оросительные каналы, обрабатывает плантацию, собирает весной пыльцу с мужских цветов, похожую на желтую жирную пудру, и аккуратно тампоном наносит ее на растущие веером женские соцветия.

Четверть часа плывем мимо циновочных. хижин и небольших дачек жителей Басры, проводящих здесь, у воды, самое жаркое время года, затем сворачиваем в узкую боковую канаву. Сейчас прилив, вода почти до краев наполняет углубление, близ которого тарахтит насос, гонящий воду на плантацию. Еще метров сто двигаемся по канаве, распугивая устроившихся у ее глиняных берегов мелких крабов. Перед хижиной из пальмовых циновок, к которой мы подплываем, играют дети, женщина в темном платье зачерпывает миской отстоявшуюся воду и выливает ее. в длинный, похожий на греческую амфору кувшин… Метрах в тридцати от хижины трудится крестьянин. Лопатой с длинным черенком, на котором с правой стороны сделан специальный упор, он ловко перекапывает землю. Рядом лежат несколько приготовленных для посадки саженцев с тугими, скрученными в трубку листьями.

Лодочник привез меня к своему дальнему родственнику. Крестьянина зовут Салем. Он уже немолод: на подбородке — седые клочья бороды, многих зубов не хватает, загорелое до черноты лиц сморщено как печеное яблоко, но глаза живо и лукаво поблескивают. Передняя пола его длинной полосатой рубахи заткнута за широкий пояс. Он обрабатывает полгектара финиковой плантации и ухаживает за фруктовым садом. Салем трудится на своем участке от зари до зари. Он не только работает в саду, но и собирает осенью финики и свозит их на приемный пункт. Его договорные отношения с хозяином очень запутанны, и из его объяснений я понял лишь то, что он в принципе доволен своей судьбой, так как «другие живут хуже».

Мы зашли к Салему домой. Вторая жена его — первая умерла несколько лет тому назад — моложе его лет на пятнадцать. Они женаты три года, но у них уже двое детей. Один мальчик ползает по полу, второй — смуглый малыш — качается в люльке, сплетенной из пальмовых листьев. Жена от нас не прячется: она крестьянка, работает на поле наравне с мужчинами и часто вместе с ними. Для нее мусульманские ограничения уже потеряли свой смысл, и вряд ли кто, даже муж, может поставить ей это в вину.