И после этого побегал достаточно: то снова к красным, то к деникинцам, но ни там, ни там особых лавров не снискал, потому что был всегда либо в обозе, либо на кухне. В общем-то только благодаря этой незначимости так безболезненно и проходила его «линька». Тут надо учесть, что «перекрашивался» он постоянно и вне всякой зависимости от политических пристрастий и убеждений. Их у него, к счастью, не было вовсе. А вот амбиции, хоть и довольно приземленные, были. Но лишь после того, как галичане из Директории, бросив Петлюру, влились в лагерь деникинских войск, ему удалось хоть как-то исполнить свою мечту. Не в боях и сражениях, как можно было бы подумать, а как раз после поражения Добровольческой армии уже в январе 1920 года. Так уж случилось, что незадолго до этого он смог навестить свою тетю Соню в Белозерке и забрать часть припрятанного у нее в саду капитала: франки, которые он умыкнул еще из кайзеровского штаба. Но большую часть денег оставил до лучших времен. И, как оказалось, поступил довольно мудро, ибо через несколько лет эти времена-таки пришли. Правда, не лучшие, а как раз худшие, «черные» дни.
Ну, это для кого как: для страны в целом – да, худшие, обозначенные впоследствии, как голодомор. А многие отдельные граждане, наоборот, нажились на этом горе.
Но это будет потом, а сейчас, отступая вместе с разрозненными остатками армии, доброволец Бузыкин не стал искушать судьбу предстоящими скитаниями. В отличие от простых солдат он точно знал, что это конец, недаром же общался с тыловыми офицерами. И, подражая им, просто-напросто умыкнул при отступлении подводу с барахлом, принадлежавшим интендантской службе. Той самой, в хозвзводе которой он состоял и где вершил ратные подвиги, то бишь воровал все, что плохо лежит, и продавал налево и направо при полном попустительстве начальства. Ну, так ведь и делился с ним. Свое бегство он продумал до мелочей.