На дорогах Афганистана

— Водители у нас имеют свою устную газету. Здесь через каждые десять километров чайхана. Редко кто из шоферов не заходит туда. В больших городах они встречаются в так называемых транспортных клубах. Там обедают и пьют чай. Чашка чаю с дороги в наших условиях — необходимость. Это стало обычаем. После чая — беседа. По главным дорогам вести распространяются со скоростью автомобиля, и шоферы, если даже незнакомы, всегда всё знают друг о друге. Ведь прежде чем стать водителем первого класса, каждый из них в течение нескольких лет должен выкрикивать свое «Бурубахайр!» Шофер в Афганистане — это фирма, которой можно доверять. У вас, наверное, то же самое? Разве может быть иначе? Что бы тогда творилось вокруг?

— Да… разумеется, — неуверенно сказал я после долгой паузы.

Зажатый между Экбалем и щуплым молодым человеком в длинном чапане[3], я задремал. Колышащаяся в снопах света бахрома мешала как следует уснуть. Видимо, это своего рода афганское средство борьбы с дремотой.

Около десяти мы остановились у гостиницы «Кабул». Из другой машины вылез Зыгмунт.

— Завтра ужинаем у меня. Я заеду за вами в семь, — напомнил наш переводчик.

КАТТАГАН

Миновал седьмой день нашего пребывания в Баглане — столице провинции Каттаган[4]. Наступил поздний вечер. Зыгмунт уже поднялся на крышу, где обычно спал, — в комнате было страшно душно. В июне вечера в Афганистане, действительно, очень жаркие и большинство местных жителей летом спят на крышах. Я, правда, устоял перед искушением воспринять этот, безусловно, здоровый местный обычай и, лежа в гостиничном номере, перебирал в памяти события последних дней.

…В полночь, после шумного прощания с коллегами из Кабула, меня усадили в «Волгу». В ней уже сидели водитель и инженер Матин, мой непосредственный начальник. С министром Кабиром мы должны были встретиться завтра в Кундузе.

Мотор равномерно шумел, меня покачивало…

Когда я проснулся, мы были уже по другую сторону Гиндукуша. Солнце стояло высоко. Слева возвышалась почти отвесная стена скал, справа, внизу, бежала быстрая горная речка.

Матин повернул ко мне измученное лицо:

— Ну и спите же вы!

Я сделал вид, будто не понял иронии. После прощания в Кабуле сильно болела голова. Чай, выпитый в Дсши, подкрепил меня. Миновав Пули-Хумри и Баглан, мы прибыли в Кундуз. К одноэтажному зданию гостиницы с прекрасным холлом, столовой и салоном вела аллея сосен. Окна маленьких, одноместных номеров выходили в сад, где росли абрикосовые деревья, сотни роз и пеларгоний.

Перед полуднем прибыл министр. Я был приглашен на торжественный обед, который затянулся до вечера. Познакомился со всеми в управлении общественных работ провинции Каттаган: с начальником военного округа — дивизионным генералом, а также с полковником — командиром части, в которой я должен был служить.

Армия в Афганистане — это не только вооруженные силы, но и трудовые подразделения. Военные осуществляют транспортное и дорожное строительство, возводят плотины. Министерства обороны и общественных работ тесно связаны между собой.

Поздним вечером я повалился в постель и тут же заснул богатырским сном.

На следующий день мы с министром охали по трассе, на которой предстояло-многое сделать, — из Кызыл-кала на границе с Советским Союзом через Кундуз, Баглан, Пули-Хумри до Доши. Проехав несколько километров, цепочка машин останавливалась и потом следовала дальше. Мухаммад Кабир показывал, где нужно поднять дорогу, где прорыть туннель, расширить излучину, где соорудить опорную стену, мост, резервуар для обводнительных рвов. Обедали мы в военном лагере. Большие черно-белые орлы с желтыми клювами парили над нами.

Надо мной склонился улыбающийся Зыгмунт.

Я вскочил с постели и уже собрался в дорогу, когда в дверь тихо постучали. На пороге стоял хмурый переводчик Саид Мошреф.

— Доброе утро, инженер-саиб. Как спали?

Вместо меня ответил Вжеснёвский. Через минуту мы уже сидели в столовой. Появление Саида в столь ранний час не сулило ничего хорошего. Как и всегда, наш завтрак состоял из яиц, чая с молоком и хлеба. Саид ел медленно, не поднимая глаз. Это был худой, смуглый человек. Держался он несмело, немного по-женски. Саид оживлялся лишь тогда, когда заходили беседы на религиозные темы. Он понимал по-немецки, правда не так хорошо, как Экбаль. Саид был муллой и владел арабским — читал стихи Корана в оригинале, что вызывало к нему особое уважение верующих. Мне порой казалось, что у него есть какая-то тайна. Он никогда не говорил прямо, что ему надо. Понять его было нелегко. Огромные черные глаза смотрели на мир недоверчиво, а мясистые губы придавали лицу скорбное выражение.

В обязанности Саида входило исполнение функций переводчика. От него требовалась некоторая помощь в технических работах и участие в урегулировании бытовых проблем. Саид постоянно жил в Кабуле. Здесь, в Баглане, он ночевал у двоюродного брата, а столовался с нами, что позволяло ему экономить свои скромные командировочные средства.

После еды я закурил. Зыгмунт вскочил с места и, как всегда, начал торопить с выездом на объекты. Саид медленно поднял глаза.