На дорогах Афганистана

— Раим болен, — произнес он скорбно.

Мы с Вжеснёвским переглянулись. Так вот где собака зарыта!

— А что случилось с Раимом? — участливо спросил я.

— У него болит живот.

— Надо же! Бедняга! А Хасан, наверное, все еще не исправил машины?

— Машине Хасана конец. Сегодня нельзя ехать на объект. Вам придется работать над планами в гостинице. «Парва нист», инженер-саиб, — не стоит беспокоиться.

Я посмотрел на Зыгмунта — его лицо становилось все более красным. Чувствовалось, что он вот-вот взорвется. Зыгмунт отличался необыкновенной пунктуальностью. У него был свой определенный ритм жизни, и любое изменение в намеченной программе выводило его из равновесия. Я хорошо понимал товарища — нам предстояла уйма работы, и каждый час был на вес золота.

В мои обязанности входила разработка системы переделок, которые необходимо было произвести на уже существующей стокилометровой трассе Кундуз — Баглан — Пули-Хумри — Доши. Инженер Вжеснёвский проектировал новый шестикилометровый отрезок дороги между Старым и Новым Багланом. Вслед за шестами и измерительными приборами в дело сразу вступали бульдозеры военно-трудовой части.

Мы должны были разрабатывать проекты, составлять сметы, наблюдать за ходом работ. В европейских условиях этот комплекс обязанностей выполняли бы несколько десятков инженеров и техников.

Необходимо было мобилизовать все внутренние ресурсы, чтобы оправдать возложенные на нас надежды, несмотря на сорокаградусную жару, нехватку технических средств и вопреки местному «парва нист» («не стоит беспокоиться»).

Видя, что Вжеснёвский уже готов броситься в атаку, я предложил:

— Надо сейчас же навестить Раима и посмотреть, чем можно ему помочь. Саид, проводи меня.

Мы направились в сторону базара через парк.

По мере того как мы приближались к чайхане, где я намеревался застать Раима, Саид все больше отставал от нас. Он едва плелся в своем европейском костюме, который был ему немного велик. Каракулевая шапка криво сидела на низко опущенной голове. Вид у него был очень несчастный, и я решил перейти в наступление.

— Саид, да вы совсем больны. Вам следует поехать к доктору Хользингеру в Пули-Хумри. Что с вами?

— О инженер-саиб, у меня такие боли в желудке, что я просто не знаю, как быть.

— Вот видите! Но как же вас отвезти в больницу, если Раим болен. Нужно бы…

Я не закончил, потому что в этот момент к нам подбежал Раим.

На нем были белые, стянутые на щиколотках шаровары и выпущенная поверх рубаха. Наряд дополнял короткий незастегнутый жилет и серая каракулевая шапка набекрень. Аккуратно подстриженные усики свидетельствовали о стремлении к элегантности. Все существо Раима так и излучало здоровье и хорошее настроение.

— Салам алейкум, инженер-саиб, салам алейкум! — приветствовал он меня и переводчика.

Я посмотрел на Саида. Тот опустил голову еще ниже и спустя мгновение прошептал:

— Я очень болен. На работу ехать не могу.

Постепенно до меня начинало доходить, в чем дело.

— Саид, пусть Раим отвезет сначала инженера Вжеснёвского, а потом мы поедем с вами. Мне нужно посмотреть, как ведется строительство опорных стен, — сказал я.

И чтобы предупредить дальнейшие объяснения, быстрым шагом направился к гостинице.

Зыгмунт уже успел погрузить инструменты и нервно прохаживался вокруг машины. Я коротко объяснил ему, что болен сам Саид, но, очевидно, он не хочет, чтобы об этом знало начальство, — отсюда и «болезнь» Раима.

За неделю нашего пребывания в Баглане мы усвоили несколько оборотов на языке дари, что позволяло нам объясняться с солдатами без помощи переводчика. Употребление отдельных слов в сочетании с интенсивной жестикуляцией давало вполне удовлетворительные результаты. Выполнение приказов опережало вмешательство переводчиков. При таком положении дел Зыгмунт воспринял перспективу временного отказа от услуг Саида не только без протеста, но даже с удовольствием.

Сначала мы должны были отвезти Зыгмунта и Саида в Старый Баглан, где их уже ждали солдаты, которые должны были оказать помощь при обмерах, а затем вдвоем с Раимом поехать на объекты в направлении Доши.

Мы двигались по старой дороге. Она пролегала через равнину, среди обработанных полей. Через каждые сто метров машину подбрасывало на невысоких насыпях, удерживающих на определенных уровнях обводнительные каналы — джуи. В районе каналов неровная щебенчатая поверхность дороги размокла и стала вязкой. Неожиданные крутые повороты между запыленными садами вынуждали нас отклоняться от основного направления. Огромная туча желтой пыли неслась за автомобилем. По мере нашего передвижения мы сами, одежда и машина приобретали цвет дороги и придорожной растительности. Это старое шоссе, сооруженное тысячами опаленных солнцем рук при помощи примитивных орудий труда и «ослиного транспорта», когда-то считалось первоклассным. Теперь мы должны были построить лучшее.