Жестокое противоречие между чувством – очарованностью, страстью и фактическим табу, ради всего святого, на такую «горячую», «эгоистическую» до отрицания в себе своего существа, своего человеческого достоинства. Володя – лирический поэт, так что любовная лирика – это тоже он сам, его предназначение.
Как-то я пришёл к Котову незваным, нежданным. Мамаша предупредила:
– Да, заходите, заходите, он, правда, занимается с Утёсовым. Давно уже. Песню разбирают. «Стихи оттачиваем, к мелодии подгоняем, – сказал мне, когда я заглянула, Леонид Осипович. – Да вы входите, входите. У них перерыв – слышите, хохочут?
Однако перекур уже закончился и, входя в комнату, я услышал бархатистый, с хрипотцой утёсовский баритон. Тёплый, задевающий за живое голос и редкое умение придавать звукам комический характер.
– Пройдём целиком песню. Мне теперь в ней не обо что спотыкаться. Если только этот жеребячий смех шофэра, после объявления вами, Володя, предназначенного только для меня, юмора:
– Водителю смешно. Ха-ха-ха-ха!
Леонид Осипович заразительно, натурально, озорно захохотал на всю котовскую жилплощадь. Этот смех памятен многим по грампластинке «Апрелевского завода: «Ха-ха-ха-ха!». Он дорогого стоит этот артистичный смех!
Утёсов заметил меня, неслышно, сквозь плотные портьеры на двери, вошедшего в единственную, принадлежавшую Котовым комнату.
– Молодой человек, – неподражаемо сердечно, ласково обратился он ко мне, – вы станете первым, кто услышит песню на стихи Владимира Котова в моём индивидуальном, персональном исполнении… бэз оркестра. За такое удовольствие плата двойная, с меня, естественно. Бутылочку армянского коньяка Утёсов приберёг для такого парадного сюжэта.
Он пел – я млел. Володя, слушая, непрестанно улыбался во всё своё широкое, симпатичное лицо, подстать такой же широкой всесветно известной утёсовской физиономии.
На «публику» Леонид Осипович смех «подавал» в деликатном образе. Зато классно сыграл отключенность влюблённых от всего на свете.
Первое время их семейного союза музыка в комнате квартиры третьего этажа щусевского дома-вокзала на Комсомольской площади воистину царила. Композиторы наведывались за текстами песен: поэт Владимир Котов – мастер песенного жанра. Друзья-поэты, пионервожатые, педагоги, товарищи студенческих лет, начинающие стихотворцы вроде меня бывали здесь запросто. Но очень скоро Валентина начала тяготиться стремлением Котова к расширению круга общественных интересов.
Поэт, надеясь, что Валентина скоро прозреет, спрашивает, как оказалось, «попутчицу случайную»: «Зачем же людей нам с тобой избегать, прячась друг за друга. Мир-то велик, но давай-ка теперь в друзья его наши возьмём». А она, простодушно, на уровне женщины, у которой разума столько, сколько волос на курином яйце, ему отвечает «Всё слова это. Вижу, тебе скучно со мною вдвоём». И в самом деле скучно.
С огорчением, с отчаянием, он говорит. «Трудно плотину построить – семью построить трудней». Это оттого так, что, не подумав как следует, не узнав ещё друг друга, расписались «два одиночества, и два одиночества вместе живут». Пытаются жить. В поэме-исповеди «С тобою вдвоём» Кратов-Котов подразумевает книгу их общей жизни, жизни вдвоём, а её не стоило начинать писать. «Ничего, что нет нового платья салатного, ничего, что в карманах гостит ветерок и что, кроме костюма изящно залатанного, пальто трёхсезонное – весь гардероб». Не в гардеробе счастье! Похоже, что ради красного словца произносит красивую фразу герой поэмы: «Жизнь начинается новою книгою». Как не вспомнить Тургенева: «Аркадий, не говори красиво». Ту житейскую книгу не стоило и затевать. Погоня за знаниями – это другое дело. Книга – краеугольный камень в фундаменте жизни. Далеко не уйдёшь, если не знаться с книгой. Философ Френсис Бэкон считал: «Книги – корабли мыслей, странствующие по волнам времени и бережно несущие свой драгоценный груз от поколения к поколению».
Пятидесятые годы – эпоха накопления, но не капиталов (это удел дня сегодняшнего и, наверное, завтрашнего), а книг – «кораблей мыслей».