На другой день

Дружинин не сомневался в этом. Он стоял, опершись руками о стол, и наблюдал, как люди, разворотив ряды стульев, потоком устремлялись к выходу. Протискивался бочком старик Кучеренко. Собирался выступить, да так и не попросил слова. Бок о бок с какой-то пожилой женщиной прошла Людмила. Молодец она сегодня, вообще молодец! Кто шутил, кто перекликался с товарищем, кто спорил с рядом идущим — не наговорились за четыре часа…

Сзади, шумно дыша, подошел Подольский. Павел Иванович по дыханию определил, что это он.

— Я доволен, что вам, как председательствующему, удалось вызвать небывалую активность, — хрипловато проговорил тот. — Но признайтесь, вы допустили излишнее разжигание страстей.

Это походило на правду, и Дружинин не возразил.

— Ну что это: директор не сделал одно, директор упустил или прошляпил другое! Во всем повинен Подольский?

— На собрании упоминалось не только "директор", но и "дирекция", "руководящий состав".

— Ну к чему эта резкость: где, как, почему? Тем более на многолюдном собрании. И хотя бы говорил опытный работник, а то — едва прикоснувшаяся к практическому делу женщина.

— Но вы же признали критику правильной. Не опровергли вы и замечаний Баскаковой.

— Да, но… — на мгновение замялся Подольский, роясь в карманах. — Но у Подольского есть и неоспоримые плюсы. Он работает, он нажимает на все рычаги, выполняет и перевыполняет план.

— Один? — в упор посмотрел на него Дружинин.

— Не один… с другими… Но они же обвинили меня чуть ли ни в умышленных антигосударственных действиях! Будто я в личных интересах практикую или, как говорилось, узакониваю, ту же штурмовщину.

— И не в государственных!

— Может быть, может быть, — с каким-то скрежетом в голосе повторил Подольский, спускаясь по лестнице с клубной сцены. — Может быть, я что-нибудь недоучел.

Теперь они понимали оба, что стали врагами.

XX

После актива, как и попервоначалу, Подольский развил бешеную деятельность и уже к концу следующего месяца выкарабкался почти из всех бед: и кривая плана стрельнула вверх, к ста трем процентам, и ассортимент вошел в норму, и деньги появились на расчетном счете. Правда, многим помогли заводу абросимовцы, научились сами и научили других гасить вибрацию, у скоростников на нет сошел брак. Но и токари-скоростники были под началом Подольского!

Осенью заводская многотиражка в каждом номере печатала сводку работы цехов. Впереди шел первый механический Абросимова. Вернувшись из банка в бухгалтерию, Людмила развернула лежавшую на столе газету и с удовольствием подчеркнула красным карандашом несколько итоговых цифр в очередной сводке. Ниже стояло "вместо фельетона", она принялась читать эту статью. Пробежала глазами по двум коротким колонкам и схватилась за голову. Веселая вдова! Ее, Людмилу, называют веселой вдовой!..

Она понимала, что правда в статье есть, был такой случай, она задержала зарплату рабочим транспортного цеха. Начальник транспорта Пацюк звонил по телефону и спрашивал, будут ли деньги, она ответила ему — нет. Но он пришел в бухгалтерию и стал убеждать ее, что деньги народу крайне нужны, тем более перед выходным днем, в выходной день люди запасаются продуктами… "Да нет же, понимаете, нет!" — остановила назойливого человека Людмила и продолжала разговаривать с Петей Соловьевым, тот получил отпускные и собирался на целый месяц в тайгу. "А жениться. Петя, не собираешься? Ведь пора". "Погожу, — густо покраснел Соловьев. — Не к спеху". — "Верочку Свешникову подождешь?" — "У-гу". — "А вдруг она найдет себе по сердцу в Москве, — засмеялась Людмила. — Не боишься?"

Они говорили и смеялись, а начальник транспорта стоял и слушал. Наконец заносчиво переспросил: "Так не дадите?" "Нет, не дам!" — в тон ему ответила Людмила. А через каких-либо полчаса в разговоре с кассиром Ионычем выяснила, что деньги-то есть, лежат пачками в сейфе, получены на зарплату дополнительно. Но выдать их было уже нельзя, прогудели гудки, и народ из цехов разошелся. О том, что деньги на зарплату были, стало известно на заводе, и вот сегодня — "вместо фельетона" в многотиражке.

"Но причем тут вдова, да еще веселая?" — снова спрашивала себя Людмила. Она не успела вытащить из кармана платок, на газету закапали слезы. Чем же она виновата, что осталась вдовой? Какое сделала преступление Людмила-вдова, если ошиблась бухгалтер Баскакова?

— Я сейчас, — сказала она недоуменно посмотревшей на нее Симе и выбежала в коридор.

Кто писал статью, кто редактор многотиражки, ее меньше всего занимало, за газету в первую очередь отвечает секретарь партбюро, Людмила шла к Антону Кучеренко. Они встретились у дверей его кабинета.

— Что такое, Люсик? — быстро спросил Антон, разглядев в полутьме заплаканное лицо бывшей своей одноклассницы. — Говори немедленно… — произнес он, будто собирался сейчас же пойти и отколотить обидчика… — пока не нырнул к Подольскому — заседание.

— Ну как ты, Антон, мог!.. — Людмила протянула ему газету. — Вот здесь.