На другой стороне. Безымянная Луна. Часть вторая

Возможно, поэтому Джаред так старался сделать всё правильно, со смыслом. Женился и родил сына. Искал и даже нашёл работу, исключающую опасные полёты в космос. Принимал лекарства, чтобы быть полезным и удобным обществу человеком. Проживал безвкусную жизнь в тумане успокоительных лекарственных средств.

Финниган остановил добывающие машины, чтобы передвинуть их на новый подготовленный участок. Монотонная и методичная работа развеяла его меланхоличное рефлексирование. Роботы выстроились в ряд на новом месте, где днём ранее был произведён взрыв, и осколки породы теперь лежали бесформенной грудой. На мгновение Джаред ощутил душевную лёгкость, равновесие. Дышать стало легче, будто жёсткие металлические оковы, наконец, спали с его груди. Так наступала фаза затишья, период, когда Финниган не был ослеплён манией и не погружался в отчаянье. Он остановился и поднял голову вверх. Полосы дыма от сгоравших в атмосфере осколков продолжали висеть высоко в небе. Взгляд Финнигана привлекла крошечная чёрная точка. Она скользнула мимо него и вонзилась в грунт. За ней пролетела ещё одна и ещё. Не раздумывая, Финниган бросился под транспортировочную ленту, укрывшись под ней, как под навесом.

Глава семнадцатая, просто химия

– Я вас пугаю, леди Антарес, – голографическое лицо господина Менингэма выглядело обеспокоенно.

Антарес, закончив проверку корабля, стояла у панорамных окон, разглядывая скучные пейзажи луны.

– Нисколько, – ответила девушка. – Ты иная форма жизни, возможно, превосходящая нас, обычных людей. Но мне не страшно. Скорее уныло.

– Вам было бы приятней общаться со мной живым, настоящим? – спросила голограмма с усмешкой.

Антарес прошлась вдоль окон и остановилась, когда её взгляд зацепился за ровер, неторопливо направлявшийся к карьеру.

– Мне отчего-то кажется, что живым вы были лучше, как человек. Лишённый простых человеческих радостей, эмоций и всего того, что делает человека человеком, ты превратился в бездушную машину. От этого немного не по себе.

– Вот мы и вернулись к моему изначальному предположению. Я вас пугаю, хотите вы того или нет.

– А ты и в самом деле утратил все качества человека? – спросила Антарес.

– Скорее я просто не замечаю многие из них, и они отходят на второй план. Хотя я отлично помню как это, – голограмма казалась сентиментальной и растроганной, – когда сердце болит от неразделённой любви, или как от ярости закипает кровь, или как замирает сердце, когда достигаешь заветной цели. Все эти сиюминутные эмоции, о которых вы, леди Антарес, говорите, хранятся в моей безграничной памяти. Но интеллектуальные возможности, которые я приобрёл, объединив свой разум с компьютером, – лицо застыло на мгновение, приняв выражение злой усмешки, – эти возможности показали мне, насколько безграничным может стать человеческое мышление. Взять, к примеру, состав атмосферы на этой безымянной луне.

– А что с ней? – Антарес оглянулась на голограмму, удивившись едва заметной перемене в механическом голосе господина Менингэма.

– С ней всё в порядке, – улыбнулась голограмма. – Эта луна живёт своей очень интересной жизнью. И её атмосфера подчиняется определённым законам. К примеру, когда мы только совершили посадку, воздух здесь состоял преимущественно из сероводорода, фтористого водорода и углекислого газа.

– Я это знаю, – вставила Антарес, отвернувшись обратно к окну.

Что-то в этом пейзаже теперь казалось ей странным, выбивающимся из общей картины. Она внимательно разглядывала каждый метр безмолвной степи, силясь отыскать то, что обеспокоило её.

– Да, – продолжало лицо хитро улыбаться, хотя на него никто не смотрел. – Но вы не знаете, что когда луна подходила к моменту своей встречи с другим спутником планеты, который я назвал Титаном, состав атмосферы на нашей луне стал меняться. Например, сероводород начал распадаться, образуя свободную серу. В то время, когда сила притяжения обездвижила ваше, дорогая моя Антарес, тело, по ночам в небе безымянной луны можно было наблюдать всполохи сгоравшей серы. Должно быть, это было завораживающее зрелище! – голограмма засмеялась. – Видите, я ещё могу говорить, как человек.

– Это совсем не одно и то же, что и быть человеком, – ответила Антарес, отвернувшись от окна.

Она пыталась поймать ускользавшее от её внимания несоответствие в пейзаже, косясь уголком глаза, надеясь, что периферическое зрение окажется более внимательным.

– Я не стану спорить на этот счёт, леди Антарес, так как каждый из нас при любом исходе беседы останется при своём мнении.

Антарес пожала плечами.

– Я продолжу, с вашего позволения, – голограмма пульсировала своим свечением, словно компьютер господина Менингэма мог испытывать нетерпение и волнение. – Итак, сероводород распался до свободной серы. Фтористый водород, соединяясь с кислородом и водородом, или попросту с молекулами воды, превращается в кислоту. А углекислый газ под давлением начал распадаться до угарного газа.