На другом берегу (сборник)

Полгода после побега в Зону Освоения я бесславно и тихо трудился на подсобных работах. Ломило спину, болели по ночам руки и колени, донимал кашель. Лучшими минутами суток стали те, когда я добирался до кровати. В конце осени я заболел, но поднялся быстро. Лечили в бараке на самой окраине. Курс не более десяти суток. Потом ты мог получать медицинскую помощь уже за свой счёт. Лечение заключалось, в основном, в курсе антибиотиков. Направление на операцию, если такая требовалась, давалось лишь тому, кто мог после неё работать, кормить себя и приносить прибыль.

Зиму я пережил почти благополучно, но стал очень бояться холода. А вот в самом начале весны слёг на месяц. Мой организм совсем ослаб, но главная беда была в том, что я упал духом. Рядом стонал старичок, проклинавший своё решение сбежать со Льготной зоны. Бывшая тюрьма теперь казалась ему раем. Я на целые часы впадал в беспамятство. Сын приходил с работы, тормошил и заставлял глотать настои и бульоны. Именно в тот месяц он пристал к таёжникам, научился приторговывать добычей, оплачивал мои лекарства и пребывание в больничке. Помню, что когда меня выписывали, я почти смирился с мыслью, что долго не протяну.

Спасло получение очень почётной должности «по специальности». Я стал главой маленького цеха по производству спирта из древесных опилок. Я знал, что, подворовывая и продавая спирт, можно жить довольно сытно. Знал и то, что мои предшественники закончили свою карьеру очень печально. Но я научился ценить своё пребывание вне улицы.

В дверь комнаты постучали. Я с досадой взглянул на девушку, но она замотала головой.

– Я никого не жду. Пей спокойно. Ко мне не приходят просто так, с улицы. Я открою, спрошу, в чём дело.

У порога состоялся короткий бурный разговор, после чего Вероника завела в комнату своего полусумасшедшего соседа Ивана Петровича по прозвищу Блаженный.

– Дорогой! Почему ты не предупредил, что у нас будут гости? – с издёвкой спросила меня хозяйка комнаты.

– Андрей, где ваш сын?

– На рыбалку собирался.

– Так он ушёл уже?

– Да в чём дело, Иван Петрович? Присядьте.

Я подвинул стул. Старичок выглядел розовощёким и бодреньким, но стоило ему заволноваться, как руки начинали трястись, ноги подкашивались, дыхание сбивалось.

– Андрей, не пускайте его сегодня на реку.

– Как я его не пущу? Он – взрослый.

Руки на коленях Петровича начали слегка подёргиваться. Он схватил со стола чашку кофе, которую Вероника приготовила для себя, и залпом её выпил.

– Андрей, я чувствую их присутствие. Они здесь. Они снова пришли за нами.

– Кто – они, Иван Петрович?

– Это очень тёмные сущности. Они живут очень далеко – в зоне Отчуждения.

Вероника выскочила из комнаты, ничего не объяснив.

– Успокойтесь, Иван Петрович. Я обещаю с ним поговорить.

– Надо оставить его дома. Мне можно верить, спросите у кого угодно.

Прибежала Вероника с ампулой в руке. Она достала из ящика стола шприц, ловко наполнила его содержимым из ампулы и подошла к старичку.

– Иван Петрович, у вас начинается приступ.

– Подожди, девочка, мне надо ещё предупредить…

Он упал со стула. Тело начало биться в судорогах.

– Держи его крепче, – закричала Вероника, – рукав разорви.

После укола старик разомлел. Мы помогли ему добраться до кровати, с которой только что встал я. Вероника накрыла его покрывалом. Я отметил про себя, что она делала это без выражения брезгливости. Старика на Зоне уважали.

– Послушаешься Петровича? Оставишь Димку дома?

– А что я ему скажу – у Петровича видение было?

– Можешь и так сказать. Бормочет он, конечно, всякую чушь, но те, кто его послушал – живы. А из тех, кто посмеялся – многие пропали.

– А что он болтал про Зону Отчуждения?

– Потом, если хочешь, расскажу. А пока шёл бы к себе отговаривать сына от рыбалки.

Димка сидел дома. Обычно под выходной он сматывался в тайгу, а я договаривался о встрече с Вероникой. Сын встретил меня без улыбки и, пока я разувался и снимал куртку, быстро прошёл в отделение за ширмой, где размещалась наша кухня. Через несколько минут он вынес на подносе завтрак – яичницу, салат, приготовленный заранее, горячий кофе, моё любимое печенье. У меня возникли кое-какие сомнения на этот счёт.

– Балуешь ты меня, сынок. С чего бы это?

– А что так сразу – с ключевым вопросом? Ты сначала поешь, отдохни.

Димкина физиономия выглядела серьёзной, но глаза смеялись. Отдохни… Ответишь, что не устал – ещё смешнее окажется. Я присел к столу и начал ковырять вилкой завтрак. Димка сел напротив.

– Да ладно тебе гипнотизировать. Говори, что надо. Надеюсь, не спирт с работы? Год отбивался от подобных предложений, имидж неприступности себе создал.

– Спирт можешь пить сам. Я претендую всего лишь на деньги. Отдай мне нашу кассу. Мне предлагают купить одну штуку. Не спрашивай какую, ладно? У тебя критичный подход к делу. Можешь повлиять на моё решение.

Прошло время, когда нас звали «перекинуться в дурачка» или «составить хорошим людям компанию». Смотреть старые фильмы надоело. Одиночество я коротал с книгами, а сын уходил в тайгу. Что можно предложить в наших условиях, ума не приложу.

– Все сбережения?

– Все.

– Опрометчиво.