На другом берегу (сборник)

– Не надо. Меня зови Тимофеем Ильичом. А послан я рассказать тебе одну историю, которая со мной приключилась. Слушай и не сомневайся. Не шутки шутить пришёл. Так вот. Есть у меня в лесу охотничья избушка. С братом покойным срубили. Он большим любителем охоты был. Я – так, балуюсь иногда. Год назад по весне потянуло меня в лес. Солнышко уже грело, а снег большой лежал. Охотничьи избушки запираются только для вида. Любой войдёт при желании. И нашёл я у себя незнакомца. Слабый он был очень, умирал. Какие оставлены в домике припасы, съел. Вместо воды снег употреблял. Дров из поленницы мало сжёг, видно, топить не всегда силы были. Я с ним несколько дней провёл. Очень он боялся в одиночестве умереть. Жалко, похоронить его не смог – земля мёрзлая. Пришлось в костре кремировать.

– Откуда взялся парень в тайге? Потерялся?

– Не спеши. Назвался он Саней. Рассказал он мне перед смертью, что работал в Зоне Отчуждения. И было их там человек восемьдесят. В основном – мужчины. Женщины тоже встречались, только их там как женщин никто не воспринимал. Возраст – от подростков до стариков. Жили как скот, в одном большом бараке – глухом, герметичном, без окон. Мороза не чувствовалось. Ложились вповалку для согрева, но почти не общались между собой. С утра их отправляли в шахту. Оттуда на поверхность они таскали вагонетки с рудой. Кормили два раза в сутки питательной смесью – утром и перед сном. Утром после приёма смеси наступал прилив сил, двигательная активность возрастала даже у стариков. К вечеру падало настроение, появлялась тоска смертная. Снималась она только вечерней смесью, которая считалась главной наградой за труды. Она вызывала сказочные видения, эйфорию. Продержаться при таком питании и работе, по слухам, можно было года два-три. Саня мой оказался покрепче остальных. Для побега он отказался от приёма вечерней дозы и сделал запас утренних. На том и сбежал. Охрана слабая, потому что наркоманы от дозы не уйдут. И болота кругом. На избушку мою случайно набрёл. Она ему жизнь и продлила. Говорил, что благодарен он судьбе за то, что человеком умирает.

Я вспомнил про интерес к галлюциногенам со стороны комитетчиков и тревогу по этому поводу начальника. Ай да хозяин – организатор работы! Не всю правду ты мне рассказал! Восемь лет назад ты провёл первый эксперимент.

В дверь осторожно вошла Вероника. Тихо прошла к столу, поставила чайник, стала раскладывать по тарелкам сыр, хлеб, колбасу. Тимофей Ильич не сводил с меня глаз.

– Что, не веришь?

– Верю.

– Тогда послушай главное. Сказал мне Саня ещё одну вещь – будто командовали ими не люди.

– А кто? Инопланетяне?

– Именно.

Я попробовал засмеяться, но меня не поддержали. Оглянулся на Веронику. Она не удивлялась. Слышала уже, что ли?

– Тимофей Ильич, может, он бредил? Если его кормили наркотическими смесями, если он шёл по тайге и заболел, то он этот мир другими глазами воспринимал.

Старичок не собирался спорить.

– Может, и так. Только я потом в ту сторону несколько раз ходил. Летает там иногда аппарат. Не наш. Бесшумно летает. Полёт плавный, медленный. Самое интересное – не днём летает, ночью.

– Вы его видели?

– Огни на нём видел. В темноте больше не разглядеть. Ближе подойти не смог. Расстояние не близкое, болота кругом, и страшно, чего скрывать.

Вероника принесла чайник, разлила кипяток по бокалам, села с нами за стол. Тимофей Ильич попросил налить ему покрепче, старательно сделал себе бутерброд, размешал сахар ложечкой, с удовольствием стал пить мелкими глотками. Я есть не мог, стал глотать напиток. Старичок сделал паузу, потом продолжил.

– Я мало кому про Саню рассказывал. Только одно я как-то понял. Сектант про Зону Отчуждения знает. Подругу свою спроси, пусть тебе расскажет, о чем мне говорила. Спасибо, хозяйка, вы теперь переговорите, я пойду окно доделаю. И завтра ещё разок приду – покрашу, это чтобы без подозрений на встречу с тобой.

– Подождите, Тимофей Ильич.

– Чего?

– А как Саня описывал их внешний вид? И что ещё про них говорил?

– Долго говорить парню было тяжело. И я мог что-то перепутать. Особых отличий он не называл. Жили чужие в подземном бункере, который по подземелью сообщался с посадочной площадкой их грузового корабля. Показывались к рабочим в нашей униформе – «глухих» комбинезонах, рабочих куртках, которые сидели на них «мешком», стало быть, они мельче людей. Лица у них бледно-серые, со впалыми щеками, безбровые, глаза напоминают кошачьи. Держаться стараются в отдалении, откуда могут вполне сойти за людей.

– А общались они как?

– С кем? С нашими? Зачем им общаться? На поверхности два-три, тьфу, чуть не сказал – человека, вели учёт. Сделал план – получай свою порцию и иди отключаться. Не сделал – ползи в шахту. Не издевались, но наказать могли. Относились, как к рабочей скотине. Ты дальше Веронику послушай.

Я посмотрел на Веронику. Обычно она встречала меня нарядной, но в простом одеянии выглядела даже привлекательней. Когда-то в таком виде – стареньких джинсах и облегающем свитере я встретил её на улице посёлка.

– Не знаю, Вероника, чем большим ты сможешь меня напугать.