... и тогдаон видит белый домик на солнечной стороне,под черешней, флоксы, золотые шары,пчёлы, разомлевшие от жары,видит знакомую тень в полуоткрытом окне,и сердце пропускает один удар.На террасе сидит приятель, умерший в позапрошлом году,выглядит, как обычно, машет ему рукой,улыбается... всюду такой покой,что-то свистит тихонько в роще или в саду,в огороде растёт петрушка, укроп, шалфей,на дорожке сидит бабочка-махаон,он думает – до чего же хороший сон,но вдруг понимает, что не может проснуться. Онпытается пошевелиться. Воздух, точно водаили, вернее, точно кисель,вязок и облепляет со всех сторон.Он последним усилием раздирает липкую взвесь,дверь открывается. На пороге стоит она,видит его, вроде бы хочет что-то сказать, но, покачав головой,снова скрывается в доме.Только тогдаон просыпается.Весь в поту.Но живой.
*
...и тогдаон замечает, что женщина, идущая рядом с ним,держится как-то странно, хотя непонятно, чтоего настораживает. Он плотнее запахивает пальто,начинает нести какую-то смешную чушь,она улыбается, но тоже как-то не так,как-то искусственно. День стоит, как стакан,наполненный синей водой,по газону гуляет грач,солнце отражается в каждой из весенних луж,и всё же он ощущает подступающий страх,невнятное ощущенье тоски,леденеет пах,что-то сдавливает вискии подходящая к этому рифма "тиски"умещается за грудиной. Онпо-прежнему делает вид, что всё путём.Она красива, как никогда,и в лужах рябит вода.И уже отпирая своим ключомдвери, он понимает, в чёмдело. Она за его плечомпродолжает улыбаться своими яркими губами, уже торжествующе. Дверь распахивается. На порогетоже стоит она и точно так жеулыбается. Он переводит взглядс одной на другую. И та, у него за спиной,начинает смеяться. Пути к отступлению нет.Он прислоняется к стенке. В комнатах гаснет свет.Но в окнах ещё продолжает гореть закат.