Осколок бутылки, ровно вечность назадРазбитой в одном вполне симпатичном притоне,Впивается в руку. И, опуская взгляд,Ты видишь, как время течёт по твоей ладони.Масштаб исчезает, сжимая в точку века.Там, где была глубина, становится мелко.Мгновенья и впрямь свистят и свистят у виска,Причём в обе стороны. Такая вот перестрелка.Ты понимаешь: да, без потерь не уйти —Слишком уж явно сквозит холодок за спиною.Очень хочется выжить, как ни крути.Даже если – буквально любой ценою.И вот тогда, прекратив утомительный счётПотенциальных смертей, пролетающих мимо,Ты распрямляешься – и шагаешь вперёдЛишь потому, что вперёд идти – необходимо.
«Без обвинений и высоких слов…»
Без обвинений и высоких словМне воронёный ствол упрёт в затылокЭпоха рынков, нищих стариков,В кошёлки собираемых бутылок.Эпоха, где уже не на кресте —На поручнях промёрзлого трамваяВ раздавленной телами пустоте,Распяв, тебя сейчас же забывают.Где, как во сне, без голоса кричатьИ погибать в слепом бою без правил,Где горького безумия печатьНа лоб горячий кто-то мне поставил.Где получувства точат полужизнь,И та привычно и почти не страшно,С краёв желтея, медленно кружитИ падает в архив трухой бумажной.Где время, обращённое в песок,Сочится, незаметно остывая,И отбывает слишком долгий срокДуша – на удивление живая.
«Ты нынче мне приснился. Мы с тобою…»
Ты нынче мне приснился. Мы с тобоюВсё спорили о чём-то. Но о чём?Никак не вспомнить… Яростным прибоемВскипало время за моим плечомИ опадало. И вскипало снова,И, словно на пустынном берегу,Со словом беспощадно билось слово,Не зная милосердия к врагу.Любые компромиссы отвергая,Сжигая этот грешный мир дотла,Мы спорили. И женщина другаяТебя спокойно к ужину ждала.Срывая за личиною личину,Пылая гневом, праведным вполне,Мы спорили. Спешил другой мужчинаС работы – как всегда – домой. Ко мне.И тикали часы. Чужие детиРосли. Горел огонь, текла вода.И лишь слепые спорили о свете,Которого не знали никогда.