На грани безумия

С ужасом глядя на разыгравшуюся передо мной картину, я, казалось, всё ещё не понимала, что происходит. Затем мужчина начал грубо выталкивать женщину к выходу, по-прежнему сильно стискивая её цепкие худые руки, она, оборачиваясь на меня, кричала:

– Только посмейте! Если я узнаю, что вы…

Мужчина попытался закрыть ей рот рукой, продолжая крепко держать, пока она с силой не укусила его ладонь, он закричал и собрался ударить её по лицу, но я воскликнула:

– Нет! Остановитесь!

Мужчина странно посмотрел на меня и опустил занесённую над женщиной руку, скрутив её. Женщина вела себя как обезумевшая и всё никак не унималась:

– Берегитесь, я ни перед чем не остановлюсь. Вы за всё ответите. Слышите? За всё!

Я чувствовала, как кровь прилила к моим вискам, как учащённо забилось моё сердце. Вся эта ситуация привела меня в сильное замешательство, я не понимала, в чём меня обвиняют, и вообще, что происходит? Жестокая сцена, разыгравшаяся перед моими глазами, на какое-то мгновение унесла меня в мысли о том, что, возможно, это насилие разворачиваются и на глазах у маленькой испуганной девочки, моей ученицы Алики. И такую жизнь девочка, проживает каждый день, и изо дня в день она видит такие взаимоотношения в семье. И что же после этого может дать ей в будущем это чувство внутреннего страха, чувство бессилия перед этой жестокой и несправедливой взрослой жизнью, и как этому противостоять? Но разве может детская психика справиться со всеми этими чувствами? Слишком непосильный груз для детского понимания этого мира. Неудивительно, что, взрослея, человек становится или слабым и немощным, или жестоким и мстительным, или несправедливым и грубым. Сама жизнь поставила его в эти жестокие рамки, в которых его чувства обращаются злой монетой, платой обществу, неся в себе все породившие в жизни протесты, и так из поколения в поколение. Разве не в этом кроется корень зла человечества?

Я очнулась от нахлынувших чувств и мыслей, потому что в этот момент проходившая мимо класса одна из родительниц, похоже, слышавшая все, что здесь происходило, заглянула к нам в класс. Мужчина в этот момент насильно вытолкнул мать Алики, и они, наконец, вышли из класса. Подойдя ко мне, женщина слегка наклонилась ко мне и заговорила вполголоса:

– Послушайте, возможно, это не моё дело, но хочу дать вам совет: остерегайтесь этой женщины. Я знаю, вы новый человек в наших краях, поэтому многого не знаете. Так вот, эта женщина, которая сейчас вам угрожала, ненормальная, более того, вот уже несколько лет она состоит на учёте в психиатрической клинике. Во всяком случае, как говорят люди, причиной помутнения её рассудка стали бесконечные похождения её мужа. Даже ходят слухи, что она неоднократно пыталась покончить с собой, но её во время останавливали, а однажды одной из его женщин она плеснула в лицо серной кислоты, обезобразив ее до неузнаваемости. Поэтому будьте осторожны, – предупредила напоследок меня женщина, после чего быстро ушла.

Чувство страха, ведомое человеком, возможно, заставило бы его задуматься о том, что может быть…? Только это чувство почему-то не нашлось во мне, как в простом нормальном человеке. Инстинкт самосохранения, как ни странно, затерялся в моём подсознании, ещё с детства, когда перед моими глазами проносились самые жестокие испытания в моей жизни, оставившие неизгладимый след. Нет, я не бросалась в объятия смерти, но и не бежала от того, что мне уготовила судьба. Я лишь всегда следовала велению и порывам своей души, которые нередко приводили меня к пропасти под обрывом, и эти чувства мне приходилось испытывать не раз.

Глава XXVI

Наступила зима. Холод оцепил, сковал всю землю, покрыв её тяжёлым белым покрывалом снежной лавины.

По ночам надломленным скрежещущим голосом завывала вьюга. Казалось, природа неистово стенала в ветках деревьев с жаждой вырваться на свободу и разогнаться в полях, чтобы, наконец, окончательно утвердиться в своей власти над порабощённой землёй.

В маленьком домике, который снаружи завалило снегом до самых окон и в котором я проживала всё это время, была одна небольшая комната. Бледно-зелёные выцветшие обои придавали ей особую ветхость и лёгкую таинственность. Под цвет обоев, до самого пола свисали тяжёлые драпированные шторы, я повесила их по приезду, захватив по бокам тесьмой.

Несколько маленьких обрамлённых картин уютно висели на стене. На одной из них была изображена утопающая в зелени лесная чаща, сквозь которую сверху пробивались яркие блики солнечного света. На другой картине – прозрачное, как стекло, светло-голубое озеро, заливающееся с неба пленительным розовым закатом, а на последней – морская лазурь в глубине сурово-скалистых гор, над которыми высоко в небе парили чайки.