Читаем На гребнях волн полностью

В магазине грампластинок полно народу, в основном парни лет на пять постарше меня. Девушка только одна, да и она здесь со своим кавалером. Я просматриваю уцененные пластинки, но той, что мне нужна, среди них нет, так что отправляюсь в отдел «Новые записи». Вот они – «The Psychedelic Furs»! Два диска. Нет, даже три! Не знаю, за какой хвататься. Пожалуй, я могу себе позволить только один. В марте день рождения Свеи, и деньги лучше приберечь, чтобы купить ей что-нибудь, что она через неделю сунет поглубже в шкаф и забудет.

Я выбираю самый свежий альбом: на обложке – человек с рыжеватыми волосами и в голубом смокинге. Держу пластинку в руках и смотрю на этого незнакомца нежно, словно в лицо любимому.

Лысеющий мужчина в футболке с «Blondies» (надеюсь, это ирония?), стоящий за кассой, кивает, когда я протягиваю альбом.

– Классный выбор! – говорит он.

Я не знаю, что ответить: «спасибо» прозвучит как-то глупо. Вместо этого стараюсь взглядом выразить: «Еще бы!» Кладу пластинку в ярко-желтый фирменный пакет и выхожу на улицу, стараясь не размахивать руками, чтобы никого не задеть.

В витрине соседнего магазина стоит манекен, облаченный в черное платье в белый горошек. Повинуясь какому-то импульсу, я вдруг захожу туда.

В магазине работают две девушки, тоненькие и гибкие. У одной алый галстук-бабочка, другая в юбке-карандаше с золотистой молнией спереди, на всю длину.

– У вас в витрине платье… – начинаю я.

– О, на тебе будет смотреться сказочно! – подхватывает та, что с бабочкой.

– У нас такое только одно, – добавляет та, что с молнией. – Сейчас сниму с манекена.

Она подходит к окну, снимает оттуда манекен. На секунду кажется, что кружится с ним в каком-то неловком танце. Затем кладет манекен на пол и начинает расстегивать на нем платье, словно готовясь делать ему искусственное дыхание. Тут я невольно замечаю, что эта неподвижная кукла на полу очень на меня похожа. Замечает это и продавщица в галстуке.

– Смотри-ка, – говорит она, – этот манекен – точь-в-точь ты!

– Надеюсь, я выгляжу более живой, – отвечаю я.

– Конечно! – говорит она.

– Приятно слышать, – отвечаю я.

Обе внимательно на меня смотрят. Затем та, что возилась с манекеном, наконец снимает с него платье и протягивает мне.

– Примерочная у нас там, – говорит она. – За розовой шторкой.

На стене в примерочной висит бумажная репродукция «Рождения Венеры» Боттичелли, где Венера появляется на свет из раковины. Не знаю, может, дело в картине – но, надев платье и взглянув в зеркало, я, кажется, вижу новую и лучшую версию себя. Себя будущую. «Вот так я буду выглядеть, когда вырасту!» – думаю я, и это очень меня подбадривает. Может, стоит всегда носить платья в горошек?

– Давай-ка посмотрим! – окликает меня одна из продавщиц.

Я выхожу из примерочной, надеясь, что волшебство не рассеется от чужих взглядов.

– Ух ты! – восклицают обе разом.

Нет, не рассеялось!

– Твое тело словно создано для этого платья! – говорит Молния.

– А вырез не слишком глубокий? – спрашиваю я, очень надеясь услышать отрицательный ответ. Самой мне кажется, что вырез открывает слишком много.

– Определенно нет, – отвечает она.

– А чего тебе скрывать? Гордись тем, чем природа наградила! – подхватывает Бабочка, и я смеюсь в ответ. Никогда прежде я об этом не думала – и тем более не гордилась!

– А шляпы-котелка у вас случайно нет? – спрашиваю я.

Продавщицы переглядываются, потом смотрят на меня и согласно качают головами. Однако то, что я спросила о чем-то еще, побуждает их проявить инициативу.

– А туфли тебе не нужны? – спрашивает Бабочка. Сама она в туфлях с очень высокими каблуками.

– Наверное, я пойду в этих, – отвечаю я, посмотрев на свои «мартенсы».

– Нет-нет! – хором восклицают они.

– Какой у тебя размер ноги? – спрашивает Молния.

– Шесть с половиной.

– Отлично. – И она поворачивается к полкам с обувью. – Ну-ка, примерь! Это уцененные.

С этими словами она протягивает мне нежные серебристые туфельки – полную противоположность моим «мартенсам».

Я присаживаюсь на низенькую бархатную кушетку и примеряю туфли. При этом пластыри слетают, но я приклеиваю их на место и встаю, стараясь уверенно держаться на каблуках.

Бабочка присвистывает.

– Хотела бы и я засвистеть! – говорит Молния. – Но это врожденное: либо умеешь, либо нет.

Я смотрюсь в зеркало.

– Ты посмотри, какие у тебя стали красивые ноги! Эти туфли их у-дли-ня-ют! – говорит Бабочка, и само это слово, произнесенное нараспев, удлиняется в ее устах.

– Боюсь спрашивать, сколько все это стоит! – В этот миг я вдруг понимаю, что и правда очень боюсь.

Молния достает калькулятор, нажимает на кнопки, а потом сообщает мне общую стоимость вместе с налогом – сумма немаленькая, но все же не такая огромная, как я боялась. Денег хватит – при мне все, что я скопила на подарок для Свеи! Если сейчас их потрачу, останется всего три доллара. Но ничего, выполню несколько поручений для старушек по соседству и заработаю еще. Я расплачиваюсь, платье и туфли аккуратно заворачивают в ткань, а затем уже без всякой деликатности кидают в бумажную сумку.

Перейти на страницу:

Все книги серии Литературные хиты: Коллекция

Время свинга
Время свинга

Делает ли происхождение человека от рождения ущербным, уменьшая его шансы на личное счастье? Этот вопрос в центре романа Зэди Смит, одного из самых известных британских писателей нового поколения.«Время свинга» — история личного краха, описанная выпукло, талантливо, с полным пониманием законов общества и тонкостей человеческой психологии. Героиня романа, проницательная, рефлексирующая, образованная девушка, спасаясь от скрытого расизма и неблагополучной жизни, разрывает с домом и бежит в мир поп-культуры, загоняя себя в ловушку, о существовании которой она даже не догадывается.Смит тем самым говорит: в мире не на что положиться, даже семья и близкие не дают опоры. Человек остается один с самим собой, и, какой бы он выбор ни сделал, это не принесет счастья и удовлетворения. За меланхоличным письмом автора кроется бездна отчаяния.

Зэди Смит

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Салюки
Салюки

Я не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь. Вопрос этот для меня мучителен. Никогда не сумею на него ответить, но постоянно ищу ответ. Возможно, то и другое одинаково реально, просто кто-то живет внутри чужих навязанных сюжетов, а кто-то выдумывает свои собственные. Повести "Салюки" и "Теория вероятности" написаны по материалам уголовных дел. Имена персонажей изменены. Их поступки реальны. Их чувства, переживания, подробности личной жизни я, конечно, придумала. Документально-приключенческая повесть "Точка невозврата" представляет собой путевые заметки. Когда я писала трилогию "Источник счастья", мне пришлось погрузиться в таинственный мир исторических фальсификаций. Попытка отличить мифы от реальности обернулась фантастическим путешествием во времени. Все приведенные в ней документы подлинные. Тут я ничего не придумала. Я просто изменила угол зрения на общеизвестные события и факты. В сборник также вошли рассказы, эссе и стихи разных лет. Все они обо мне, о моей жизни. Впрочем, за достоверность не ручаюсь, поскольку не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь.

Полина Дашкова

Современная русская и зарубежная проза