Однако в статье из Gartenlaube обнаруживаются еще более противоречивые идеи, и когда автор описывает главного героя рассказа, то еще раз доказывает свое отношение к животным: «Она (самка шимпанзе Молли, с которой Брем проводил много времени, будучи директором Гамбургского зоопарка) понимает, что ей говорят, и мы тоже понимаем, что она хочет сказать – не словами, конечно, но такими красноречивыми криками и слогами, что невозможно ошибиться по поводу ее пожеланий. Она осознает себя и свое окружение и понимает свое положение. В компании с людьми она приписывает себе больше талантов и способностей, в компании с животными она проявляет нечто похожее на чувство собственного достоинства, как у людей: она считает себя лучше, стоящей выше над другими животными, в частности над обезьянами. Она различает взрослых и детей: первых она уважает, последних почти не замечает. У нее острый ум, и она позволяет себе подшучивать не только над животными, но и над людьми. Она выказывает интерес к предметам, в которых у нее не могла бы возникнуть потребность в естественной среде обитания, к животным, которые ее, так сказать, совсем не касаются и с которыми она завязывала дружбу тем или иным способом. Она не просто любопытна, но и буквально любознательна: объект, который захватил ее внимание, приобретает для нее особую ценность, когда она узнает, как им пользоваться.
Она понимает, как делать выводы, как одно следует из другого, как перенести определенный опыт соответственно на новые обстоятельства. Она хитра, даже лукава, упряма, но не строптива; она просит, что ей причитается, но без своенравия. У нее бывает разное настроение и расположение духа, сегодня – веселое и приподнятое, завтра – грустное и угрюмое. Она развлекается в одной компании и скучает в другой, шутит в уместных ситуациях, а различает неуместные шутки. Она выражает свои чувства, как человек. Будучи в веселом настроении, она, конечно, не смеется, но хотя бы улыбается. Печальное настроение, напротив, она демонстрировала почти так же, как и человек: все можно было прочитать по ее виду
Другие обезьяны и собаки обладают схожими умственными способностями, однако проявление ума у шимпанзе выглядит более явным и понятным, потому что это определенно более похоже на то, что мы видим у человека, чем на проявление ума этих животных».
По оценке Брема, Молли считала себя лучше других животных и чувствовала превосходство. Нечто похожее заявляла и исследовательница Сью Сэведж-Рамбо спустя более чем 130 лет. Она обучала бонобо Канзи (одного из двух шимпанзе) искусственному языку йеркишу, созданному на основе символов. Канзи освоил более 400 абстрактных символов и был способен составить простые фразы из трех слов и вести беседу. В этом языке были отдельные символы «человекообразная обезьяна», «обезьяна» и «человек». В ходе одной из таких бесед, как сообщила профессор Сью Сэведж-Рамбо, Канзи отчетливо различал человека и нечеловека[262]. Для него человекообразные обезьяны, то есть представители больших человекообразных, были людьми. Обезьяны всех остальных видов – ими не были.
Но история на этом не заканчивается, вот как была описана прогулка с самкой обезьяны Молли в Гамбургском зоопарке.
«„Отопри дверь!“
Это сложная работа; так как дверь запирается по центру двумя поворачивающимся шпингалетами, вопреки всем устремлениям изобретательного мозга обезьяны. Однако Молли знает ответ и крутит шпингалеты в нужном направлении до тех пор, пока дверь не откроется.
„Дай мне руку, Молли“.
Она так и делает.
„Нет, другую“.
Она меняет руку.
„Ты хочешь кнут?“
„О, о, о!“ – значит „Непременно!“
„Будешь дразнить павианов?“
„О, о!“
„Побей их!“
Молли залазит на ограждение перед клеткой гамадрилов и с видимым удовольствием хлещет кнутом своих родственников. Те же приходят в ярость, скрежещут зубами, поджав губы, высоко подпрыгивают, пытаются ухватить кнут, но все же остерегаются его, так как шимпанзе не шутит и выказывает свою получеловеческую натуру. Наконец наказание исполнено, и прогулка продолжается.