На Калиновом мосту

– Европа маленькая. В России воров много, а хороших исполнителей нет. А те, кто остался, все мои хорошие знакомые. Вот мне и шепнули про тебя. Кто‑то в России немцам денег дал. А те, чтобы самим не пачкаться, опять наших же наняли…

– А куда эти двое меня сейчас везли?

– Да собственно никуда. Там дальше карьер заброшенный. Туда, наверное. Деньги же надо отрабатывать.

– И кто же меня заказал?

– Свои, Ваня, свои. Точно не знаю, но, кажется, не из Конторы. Сейчас у каждого паршивого жулика своя охранная служба из наших же бывших сотрудников. Наверное, кто‑то из них.

– А сейчас мы куда едем?

– К твоему начальству, Ваня. К Вахромееву.

– Он здесь в Берлине?

– Здесь.

– А ты его откуда знаешь?

– Оттуда же, откуда и твоего отца. Мы же все в одной группе учились.

 Глава 28

Владислав привез Ивана к небольшому бежевому домику на окраине Берлина. Дом почти весь зарос диким виноградом и если бы не ухоженные аккуратные цветники перед входом, то можно было подумать, что он давно заброшен.

– Не буду вам мешать, – сказал Владислав. – Думаю, тебе есть о чем поговорить с Вахромеевым.

– Ты мне сегодня жизнь спас, а я даже не поблагодарил как следует, – Иван на секунду представил, что мог бы сейчас валяться в заброшенном карьере чуть присыпанный песком, и ему стало не по себе.

– Долг платежом красен, – ответил Влад. – Теперь ты понимаешь, что я тогда в Испании чувствовал.

– Да уж, паршивое ощущение, – поежился как от холода Иван.

– Тем более, когда знаешь, что это свои…

Дверь открыл сам Сергей Андреевич Вахромеев. Он был похож на немецкого пенсионера: теплый серый джемпер с большими пуговицами и вытянутыми карманами по бокам, очки в роговой оправе, поднятые на лоб, и домашние парусиновые туфли со смятыми задниками.

– Проходи, Ваня, – пригласил он и сильно закашлял. – Извини, я что‑то простыл, – он пошел по коридору, шаркая ногами как старый дед.

В небольшой гостиной, обставленной старой гэдээровской мебелью, горел камин.

– Вроде лето, а дом отсырел. Решил немного протопить, – пояснил  Вахромеев, усаживаясь в кресло. Он не смотрел на Ивана, думая о чем‑то своем.

– Сергей Андреевич, вы не хотите мне что‑нибудь объяснить?

– Спрашивай, я попробую, – сдержанно ответил Вахромеев, ковыряя кочергой в камине.

– Неделю назад руководство отправило меня гоняться не пойми за кем, искать не пойми что. Пока я пытался что‑то сделать, меня сначала обвинили в измене, а потом вообще попытались ликвидировать. И все это замечательные начинания организовывает кто‑то из своих. Хотелось бы услышать какие‑нибудь объяснения.

– Ты умный парень… Что ты хочешь услышать? Все ты не хуже меня знаешь. Помнишь как у Николая Васильевича: «Эх, Русь… Птица‑тройка, куда несешься ты?» А никуда она не несется… Потому что запрягли в эту тройку, Ваня, рака, лебедя и щуку… И все в свою сторону тянут. Сгнило всё. Толкни, мы и осыплемся, как трухлявое дерево, – Вахромеев по‑прежнему смотрел на огонь. Говорить это ему тяжело.

– Понятно, Сергей Андреевич, – ответил Иван. Он так и не сел и стоял у двери в гостиную. – Ну что же, меня это больше не касается. Вируса нет. Это главное, что я хотел доложить. А второе… считайте, что я уволился. Рапорт вышлю сегодня по почте.

– Вирус есть, – устало возразил Вахромеев.

– Вирусы, – резко прервал его Иван, – есть всегда. Всегда были и всегда будут. А еще есть много всего, от чего люди умирают каждый день. И атомные бомбы с ракетами никуда не делись. Кто‑то кнопочку нажмет и вся планета через полчаса – радиоактивная пустыня. Почему это никого не волнует, а все гоняются за какой‑то химерой?

– Может потому, что это сейчас самое важное?

– Для кого важное? Сами говорите: все сгнило.

Генерал смотрел на огонь в камине и не отвечал.

– Мне кажется, Сергей Андреевич, что самое важное сейчас то, что российские пацаны мечтают стать чиновниками, чтобы брать взятки у своих соотечественников. А еще лучше – деньги бюджетные разворовывать. Девочки из провинции видят себя эскортницами‑проститутками, высасывающими у этих чиновников наворованные денежки. И при этом все хотят жить в Лондоне, а не в какой‑нибудь Рязани.

На лице Вахромеева появилась улыбка.

– Вы не смейтесь, Сергей Андреевич. Воровство, как национальная идея – это и есть самый страшный вирус. Когда одна часть страны ворует, а другая часть мечтает занять их место. И эта болезнь на такой стадии, что уже не лечится.

– Тоже мне открытие… Эта болезнь, Ваня, у нас лет двести‑триста как не лечится. Или сейчас ни «Ревизора», ни «Историю одного города» в школе не читают? А люди лучше не становятся.

– Кто мешает нам немного поработать докторами? Дел‑то на неделю.

– Не все так просто. Начать легко, остановиться трудно. Один раз уже попытались… Чуть под корень сами себя не зачистили, – Вахромеев постучал кочергой по прогоревшему полену и оно, рассыпавшись на крупные угли, подняло вверх кучи искр.

– То есть другими словами сделать с этим ничего нельзя. Вот поэтому я и увольняюсь! – громко и раздраженно произнес Иван.