На Калиновом мосту

– Натуры ты человеческой не понимаешь За деньги любую королеву можно купить, не только английскую, – Чернуха стряхнул от воды руки, достал из пачки, лежавшей на полу, сигарету, прикурил, глубоко затянулся и выпустил к потолку струйку дыма. – Помнишь на втором курсе ты за Юлькой бегал. Забыл как ее… Такая вся интеллигентная и высокомерная. Ты даже жениться мечтал. У меня пиджак на свидание брал… Помнишь?

– Ну и что?

– А то, что я ее на этом пиджаке возле метромоста на Ленинских горах за скамейкой под деревом на следующий день за пузырек духов трахнул как козу драную.

Горемыкин резко побледнел. Растерянность в глазах исчезла, и появилось бешенство.

– Как же ты мог! – вскрикнул он визгливо. – Ты же знал что, она мне нравится.

– Да в  этом же и есть весь интерес, – Михаил самодовольно улыбался, разгоняя рукой пену. – Так бы она мне даром не нужна. Только чтобы тебя позлить. Спортивный азарт, наверное.

– Что же ты же мне тогда не рассказал?

– Не знаю почему. Жалко тебя стало что ли. Ты тогда ходил за ней как потерявшийся щенок. А может, потому что мне нравилось слушать, как ты мне про любовь к Юльке рассказываешь и вспоминать ее натертые травой коленки.

– Хочешь еще посмеяться?

– Ну…

– Я тебе в водку яд налил и через пять минут ты сдохнешь, – с ненависть выпалил Горемыкин.

– Ну что же, видно судьба у нас такая, – неожиданно спокойно ответил Чернуха. – Я через пять, а ты к вечеру в страшных муках. Опять я тебя, Эдик, обманул: тебе мучиться больше. Опередил я тебя с ядом.

– Когда ты это сделал? Ты не шутишь?

– Такими вещами не шутят. В бутылку твою еще до звонка Каупермана подсыпал. А ты оттуда уже пол‑литра выпил.

– Но я же пошутил, – испуганно прошептал Горемыкин.

– Потому что болтливый дурак. А я не шучу. Остаться должен один, это и без Каупермана было ясно.

Горемыкин подлетел к ванной. Сначала несколько раз попытался ударить Чернуху бутылкой по голове, но тот отбивался руками. Тогда Эдуард отбросил бутылку на пол, схватил приятеля за горло и стал душить, пытаясь одновременно держать его под водой. Чернуха пытался выбраться. Семенил ногами, но никак не мог упереться ими в скользкую поверхность ванной. Через пять минут он затих. Горемыкин встал на ноги и нервно попытался  вытереть мокрые руки о такие же мокрые штанины брюк. Потом не удержался и посмотрел на мертвого приятеля. Ему показалось, что тот смотрит на него из‑под воды своими выпученными глазами со злорадной усмешкой.

Осознав, что произошло, Эдуард отшатнулся в сторону и сразу упал на пол, поскользнувшись на выплеснувшейся пене. Он не стал вставать, а подобрался на коленях к унитазу и засунул пальцы в рот, пытаясь вызвать рвоту. Как назло ничего не получалось. Он в чем был выскочил на улицу и домчался до больницы. Страшные боли начались через час. Горемыкин так мучился, что врачи ввели его в искусственную кому. Больше они сделать для него ничего не могли.

Но кома не спасла Эдуарда от его снов. Горемыкину снились пауки. Они лезли ему в рот и по пищеводу сползали в желудок. Спустившись, они начинали жрать там все, что попадалось. Печень, почки… Прогрызали в кишках новые ходы. Когда еда у них кончалась, пауки начинали драться между собой. Во сне Горемыкин визжал от ужаса и боли несколько часов, не в силах пошевелить даже пальцем.

Умер он только на следующий день.

Глава 30

Когда Иван попрощался с Вахромеевым, он был уверен, что теперь все сомнения позади. Но как только сел в такси, вся его решимость исчезла. Он пытался себя убедить, что все сделал правильно. Уволиться он хотел еще до этой неожиданной кругосветки. Теперь причин для этого только прибавилось. Но ощущение вины не уходило.

Маша прилетела в Берлин, сняла квартиру в центре и давно его ждала.

К трехэтажному старинному домику, в котором она остановилась, шла короткая липовая аллея вымощенная булыжником. На первом этаже жила сама хозяйка, которая сдавала квартиры. Маша забронировала комнату на самом верху на мансарде под черепичной крышей. Хозяйка в свои окна видела всех, кто уходит и приходит. И сейчас за бордовыми занавесками и геранью Иван заметил, как мелькнуло ее лицо.

Маша в свое маленькое окошко тоже увидела, как он подъехал, и ждала  на верхней площадке деревянной лестницы у открытой двери. Это было неожиданным. И Иван немного растерялся.

– Попался! – повисла Мария у него на шее, поцеловала и, отодвинувшись, изучающе посмотрела в глаза. Убедившись в чем‑то для себя важном, поцеловала еще раз и, схватив за руку, потащила в комнату.

Как только Иван увидел Машу, из головы сразу вылетели все тяжелые мысли. Все стало проще, спокойнее и понятнее. Было ощущение, что она привезла с собой частичку дома. Даже в этой снятой квартире Иван почувствовал себя уютно. Она довела его до кухни и усадила в уголок у стола.

– Сиди здесь, отдыхай, не мешай. Сейчас будем праздновать, – радостно объявила она и начала что‑то разогревать, что‑то сразу выкладывать на тарелки.

Ивану каждую секунду хотелось до нее дотронуться, но она бегала по кухне, не давая себя поймать.