На карнавале истории

После доклада мы подошли к Сикорскому и завели речь о его повести. Нас перебила какая-то молодая девица. Она заявила ему, что узнала себя в семинаристе, привела Сикорскому несколько цитат, тождественных ее словам. Затем она с возмущением указала на те идеи, которых она никогда не проповедовала. Мы с другом рассмеялись и объяснили ей, откуда у семинариста эти идеи. Сикорский стал объяснять интимный процесс творчества и «синтезный» образ семинариста. Мы заявили, что простое смешение противоречащих идей ведет к извращению этих идей и является примитивным способом дискредитации идеологии противника. Он напророчествовал мне и девице мрачное идейное будущее. (Интересно, что сейчас с нею?)

После окончания третьего курса я задумался о будущей работе. Основная идея времен десятого класса оставалась прежней: нужно найти самое важное звено. Добавилась мысль о том, что каждый должен честно делать свое дело на своем месте. (Только через несколько лет я узнал, что это называется «философией малых дел» и в свое время противопоставлялось народовольцам.)

Какое же звено было самым важным? В то время много говорили о диспропорции между сельским хозяйством и промышленностью, о большой отсталости сельского хозяйства. Я и сам видел нищенскую жизнь колхозников. Поэтому вывод был сделан быстро — нужно ехать в сельскую школу и подымать культуру крестьян. Положение с преподаванием обстоит очень плохо. Нищенская зарплата, отсутствие творчества отпугивает юношество от профессии учителя. Но если часть молодых учителей в городе все же достаточно энергична и умна, то на село едут самые пассивные и глупые, неудачники. У меня были математические способности, была энергия, и потому мне казалось, что я смогу при-нести пользу в селе.

Я пришел в областной отдел народного образования и попросил направить меня в сельскую школу. Заведующий отделом посмотрел на меня как на идиота, но направление все же дал.

Село находилось в 60 км от Одессы. Село маленькое, одна улица. В школу ходили ученики и соседнего села. Школа — так называемая растущая (раньше это была четырехлетка, сейчас шестилетка, а будет восьмилеткой). Я преподавал арифметику, геометрию и физику в 5-м и 6-м классах. В пятом классе одиннадцать учеников, в шестом — двадцать.

Зарплата — 50 рублей, из которых половину я отдавал своей хозяйке на приготовление пищи. За кровать в хате платил колхоз.

Больше всего меня вначале поразила нищета крестьян. В селе треть — туберкулезные. У некоторых крестьян — собственные коровы. Но все молоко они сдавали в колхоз. У моей хозяйки была дочь лет шести. Она почти никогда не пила молока.

С коллегами было скучно: мужчины говорили лишь о выпивке, а женщины — об огородах, которые им выделил колхоз, и об одежде. Отдушиной стала учительница русского и немецкого языков Алла Михайловна. Она закончила Педагогический институт и, как и я, первый год преподавала. Мы проводили с ней вечера, беседовали о литературе, учениках и порядках в школе. Порядки казались нам дикими.

Директор школы — пьяница. Нередко пьяным при-ходил на уроки. Он постоянно вмешивался в наше преподавание и требовал, чтобы мы ставили даже самым плохим ученикам хорошие отметки.

Осенью нам систематически срывали уроки — всех учеников забирали на поле помогать колхозу убирать урожай.

Вспоминается яркая картина. Мы чистим кукурузу. Вдали на дороге появляется фигура директора на велосипеде. Он падает. Ученики комментируют: «Бардюг снова пьян».

Дисциплина в школе очень плохая. На уроках — гам. На замечания учителя почти никто не реагирует. Ученик пятого класса на мое замечание как-то ответил: «Я тебе вторую ногу переломаю». В отсутствии дисциплины был повинен и я. Я не сумел найти меру между строгостью и лаской. Мне казалось, что нужно воздействовать только на разум детей и давать им возможность свободно развиваться в умственном отношении. Они меня любили за юмор на уроках, но почти не слушались. Учительницу русского языка слушались и того меньше.

В каждом классе сидели переростки. В пятом классе, например, была девица лет восемнадцати, в шестом классе — парень и девушка по 19 лет (мне было 20). Оба переростка из шестого класса — туберкулезные. Девушка из пятого класса — просто ленивая и глупая баба.

Вот весь пятый класс решает контрольную работу. Она встает и подает чистый лист бумаги: «Леонид Иванович, я ни… не понимаю». Я краснею, внимательно изучаю классной журнал. Класс затих — ждет моей реакции. Наконец я срывающимся голосом прошу ее выйти из класса. Она отказывается. Я пытаюсь силой вытолкнуть ее. Она нагло улыбается и старается своими грудями дотронуться до меня.

Некоторые ученики приходили на уроки пьяными.