Вернувшись в мэнор после неудачного захвата школы, Малфой был наказан болью. Гарри с трудом пережил эти полчаса непрекращающейся агонии, стараясь забрать боли столько, сколько сможет, не привлекая внимания мучителя. Гермиона, увидевшая его утром, даже не стала говорить пустых утешений. Скорбь о профессоре Дамблдоре, конечно, выжигала душу, но она не питала надежд, что для Драко это событие прошло безнаказанным. И только увидев немного ободряющий кивок друга, она смогла вдохнуть полной грудью. Жив. Поттер же то и дело в мыслях возвращался на Астрономическую башню, думая о том, что директор зря потратился на Обездвиживающее. Гарри и так был в оцепенении от того потока эмоций, что испытывал Драко в тот момент. И ему очень хотелось верить, что его мысленный крик не смог пробиться сквозь однобокую искалеченную связь. Что тот сам принял решение опустить палочку. После похорон профессора Дамблдора не прошло ни одной ночи за этот год, чтобы Гарри не видел во сне, как Драко сожалеет о произошедшем, терзая себя мыслями о том, что все происходящее сейчас — это его вина.
А похороны величайшего волшебника столетия, победителя Гриндевальда, директора школы чародейства и волшебства принесли ещё один неприятный сюрприз. Джинни.
Она подошла к Гарри после окончания церемонии. И хотя глаза ещё были красными от недавних слез, взгляд был решительным и твёрдым. Парень заметил Дина с сочувствующим выражением лица, но задуматься о причинах не успел:
— Для тебя ведь не секрет, что я хочу быть с тобой, Гарри, — девушка говорила серьёзно, уверенно, и этот тон совсем не подходил теме разговора, — и я сделаю все, что угодно. Я преодолею любые препятствия, чтобы мы были вместе. Нам будет хорошо. И я буду сражаться с любой угрозой для этого. Даже, если придётся сражаться с тобой.
— Я не понимаю, Джин… — Гарри ещё не пришёл в себя после церемонии прощания, мысли были заполнены жаждой мести и планами по её осуществлению, тревогой за Драко, и эти слова девушки были не совсем ясны.
— Что ж. Тебя что-то удерживает от того, чтобы мы стали парой. И я знаю, чем тебя подтолкнуть. Мы поедем в Нору вместе, мы проведём там все лето, и для тебя станет очевидно, что мы идеальны друг с другом. А чтобы у тебя был дополнительный стимул увидеть это, я скажу вот что: я знаю, что Гермиона встречается с Малфоем. Я видела их. И я знаю, что ты помогал им. Даже давал ему свою мантию и провожал до гостиной Слизерина, чтобы его никто не застукал. И я никогда не смогу этого понять, не смогу понять, как ты мог допустить подобное. Но могу использовать, чтобы ты наконец прозрел. Я люблю тебя, а ты любишь меня! И тебе придётся поскорее это понять, если ты не хочешь, чтобы в Малфой-мэнор отправилась сова. Ты представляешь, что Люциус сделает с Гермионой, если узнает, что они с Малфоем… Он же её просто убьёт! Так что… В её и твоих интересах поскорее найти в себе смелость и признать свои чувства ко мне…
Гарри так ничего и не смог ответить Джиневре, но это предательство стало очередной иголкой в сердце. Он с трудом находил в себе силы двигаться дальше, и иногда он вставал с кровати только с осознанием, что он обещал Драко. Жить, не глупить, убить Волдеморта… Обещал ему быть сильным и помочь. Обещал, что будет рядом. Как ни странно, находиться вдали от Малфоя оказалось легче. Не видеть пустой скользящий взгляд, неосторожные следы на шее, презрение в глазах любимого человека было подарком для Гарри. А еще его перестало выжигать изнутри от чужих прикосновений к его соратнику. Ощущение перманентной угрозы жизни и странное чувство, что что-то постоянно ускользает от его понимания стало привычным для Поттера, и только спустя несколько недель после начала летних каникул он понял, что он разделяет его с Драко. И хотя причины для этих ощущений были разными, парни были единодушны в своей фрустрации.
Весть о падении министерства была настолько же ожидаема, насколько обескураживающим стало открытие бесполезности последнего похода за крестражем. Рон, за последний месяц перед каникулами освободившийся, наконец, от Лав-Лав и вернувшийся блудным сыном в их компанию, был с трудом прощен Гермионой. Только поэтому они оказались в бегах вместе. И каждое утро за все это время Гарри видел разочарование и осуждение в глазах друга. Тот не мог понять этих чувств, не мог даже допустить возможность этих отношений, не мог оставить за Гарри права самому выбирать, кого любить. На фоне постоянных переживаний о жизни Драко, которому было все труднее дышать в том месте, что всегда было убежищем, а сейчас превратилось в пристанище сумасшедшей ведьмы, не находить поддержки у одного из самых близких людей было больно. Гарри иногда задавался вопросом, что еще может сломаться в его жизни?