На краю государевой земли

А вскоре из Томска с большим отрядом служилых выступил Андрей Просовецкий. Вместе с ним в поход на киргиз ушли джагаты с Бурлаком. Часть войска Просовецкий нарядил конными, остальные были пешие казаки на лыжах. Он вышел в поход в начале декабря, когда уже прочно стали реки, но снега были еще невелики. Отряд Просовецкого, которого князь Никита поставил войсковым головой, двинулся «сухим» путем, по степям, как обычно ходили в «киргизы». От Томска мимо Киргизки, на Турунтаев улус, через три дня они пересекли по льду Китат в его устье, где он впадает в Яю, затем в десяти верстах выше устья Китата перешли саму Яю и двинулись по дороге, идущей то лесом, то заснеженной степью. Впереди шли лыжники. Они торили дорогу. А следом на санях везли пушки, припасы и снаряжение. Еще через неделю они добралась до Кии у Баимского улуса. Там они разбили табор и два дня отдыхали и подкармливали лошадей. И только через месяц они вышли на Итат, в двадцати верстах от Чулыма. И здесь, на берегу Итата, Просовецкий соединился с отрядом служилых из Красноярского острога, которых прислал Никита Карамышев.

От Итата они пошли на юг, через два дня пересекли Урюп, а еще через два дня вышли на Белое озеро. И там, в киргизском улусе, они захватили «языка» и выведали у него, что Ишей и Табун стоят в улусах на Черном Июсе, и до них конного хода всего два дня. На Черном Июсе отряд Просовецкого скрытно встал за горами. Здесь Просовецкий собрал совет, и служилые с джагатами договорились ударить по улусам ночью. Но Просовецкий передумал, разрешил своей властью казакам и джагатам пойти на улусы, не дожидаясь ночи. И те напали на улусы, стали грабить их. Увидев же табуны коней, они пустились в загон за киргизами, зашарили по их брошенным юртам… Киргизы оправились от замешательства и, в свою очередь, напали на рассыпавшихся по улусам казаков и джагатов и многих побили. Когда эта весть дошла до войска, конные казаки бросились на помощь своим, оставив с обозом и пушками одних лишь пеших казаков. Прошло немного времени и на этих пеших казаков, обойдя их за горами, нагрянули с тыла несколько сот конных киргизов. Казаки укрылись за санями и стали отстреливаться. В это же время Просовецкий с конными казаками и джагатами, стесненный киргизами, тоже укрепился на ночь табором. Ночь прошла спокойно. Наутро киргизы снова атаковали пеших и конных, укрывшихся в таборах… Четыре дня Просовецкий отбивался от многих конных, налетающих со всех сторон на его таборы. На помощь киргизам подошли еще сотни четыре куячников, в которых казаки сразу же признали «мугалов», алтыновых людей. И все это скопище заступило отряду Просовецкого дорогу, с намерением не выпустить его из Киргизской земли. Теперь ничего не оставалось, как только идти на вылазку и пробиваться через них. Отряд, прорываясь, обратил в бегство киргиз, затем и «мугалов» и пошел обратно на Ужум, далее на Урюп, чтобы поскорее выйти из негостеприимной земли киргизов, преследуемый всю дорогу многочисленной ордой конных.

На Итате томские разделились с красноярскими служилыми и направились к себе домой. И только в конце марта Просовецкий вернулся со своим отрядом в Томск. В это же время из «мугал» по последнему зимнему пути вернулся Ивашка Игнатьев с алтыновыми людьми, Койдой Олга Колочен-тарханом и Бутачи. Степку же Кокшара удержали в «мугалах» как заложника. Безопасный для доставки государева жалования путь до «мугал» вроде бы стал проглядываться.

* * *

А в середине апреля, еще до вскрытия рек, в Томск из Москвы успели дойти кое-какие грамоты. И среди них была одна, с радостной для Просовецкого вестью: его помиловали и разрешили вернуться из Сибири.

Двор Андрюшки Просовецкого на проводах заполнили боярские дети, атаманы и казаки. Пришел к нему и Яков. Тяжело и горько было у него на душе. Он не знал, когда же и над его головой воссияет милость государя, и он тоже уедет отсюда. И завидовал он, здорово завидовал Просовецкому. Весь день сидели они на дворе, пили водку, которую притащил Федька Пущин из своих тайных «заводов», где он гнал ее, жевали вяленую щуку, да какую-то уж больно здоровущую и жесткую, как старый лапоть. Спели они на расставание и песню, которую Яков слышал когда-то в далекие годы от донских казаков вот этого Андрюшки, известного атамана Просовецкого. Ее часто пели в таборах под Москвой, где Просовецкий стоял вместе с Зарудским. Тут же стоял табором князь Дмитрий Трубецкой… А Яков?.. Яков в то время сидел в осаде, в Кремле, вместе с поляками и Валуевым. И однажды, еще в самом начале осады, было дело: послал пан Гонсевский, наместник только что избранного государем королевича Владислава в Москве, полк Валуева под Великие Дуки, на вот этого Андрюшку Просовецкого. Тот шел на Москву с казаками, с тем же Зарудским. Но Андрюшка побил Валуева. И они бежали назад в Москву. Вот это-то Яков запомнил отлично…

Он обнял Андрея на прощание, и они расстались. Андрей поехал на запад, в Москву. А он, Яков, ушел через две недели и сам из Томска, но только на восток, послом к Алтын-хану.