На краю пропасти

Бросил трубку. Лег, закинув мускулистые руки за голову. Дымок, извиваясь, поднимался из пепельницы. Кох покосился на нее. «Что жизнь человеческая?» - любил философствовать он в кругу друзей. - Вот пепельница из черепа некоего европейца, как утверждают недочеловеки - великого ученого, писателя, вроде бы даже лауреата Нобелевской премии. Недочеловек всю жизнь корпел над своими дурацкими книжками, постигал науку, пытался понять: в чем смысл жизни? Знал бы он, что его предназначение - стать пепельницей!»

Потушил свет. Клара прижалась, положила ладонь на его грудь, что-то сонно проворковала. «Я сплю», - буркнул Кох и отвернулся, задумался. Да, что жизнь человеческая? Уж он-то хорошо знал, что ничего-то эта жизнь не стоит... Гауляйтер ворочался, глядел в темноту, а в памяти всплывали картины, которые невозможно забыть. Опустошенное еврейское гетто на окраине города Ровно, рвы, заполненные трупами... женщины, дети, военнопленные... рвы-могилы... рвы в Бабьем яре под Киевом. Уж он потрудился, очищая Украину от недочеловеков! Русские, украинцы... Они же обо всем помнят... А если они все же придут сюда?..

Вот и жизнь человеческая... В муках человек рождается, в муках и умирает, а раньше или позже - какая разница? Нет, лично он не хотел умирать, он хотел жить - это недочеловеки, размножающиеся как черви, должны умирать... Хотя и они так хотели жить! Как кричали, плакали, когда солдаты сталкивали их в пахнущие сырой землей и кровью рвы... Да, эти громадные могилы долго сохраняли в себе их тепло. Даже в холода снег над могилами таял, и места захоронений выделялись на белом поле, как черные, выпуклые рубцы. Земля выставляла их напоказ: вот где зарыты убитые! И весной, и летом места массовых захоронений лезли на глаза: мертвые не хотели навсегда уйти под землю, грунт надо рвами вспучивался, особенно обильно и высоко росли здесь трава и дикие цветы. Невозможно было упрятать эти гигантские могилы, когда русские пошли в наступление, и вот они уже рядом!

Как тревожно, неспокойно на душе, каждый день доставляет столько забот! Покушение на фюрера... Розыск заговорщиков... Восстание поляков в Варшаве... Русские на самой границе! Они идут. Они - рядом... Но что это? Вроде бы чьи-то шаги под окном! Кох сунул руку под подушку, сжал рукоятку пистолета, зажег свет. Послышалось? Тьфу... Вытер холодный пот, выступивший на лбу, откинулся на постель и опять увидел черные, длинные и широкие, полосы земли, ярко выделяющиеся на белом снегу... Они идут! Надо срочно просить Геринга о бомбардировщиках, надо бомбить их, сжигать, убивать! Надо... Неужели и для него пуля уже отлита?

Долина Фришинг.

Наверно, этому болоту не будет конца. Дело к рассвету, уже пятый час, как разведчики отправились в путь с острова, но плес тянется за плесом, глубокая, холодная вода да густые, стеной, заросли тростника, которые приходится обходить.

- Зоя, где мы? Далеко еще до берега? - позвал Пургин. Плот ударялся о бетонные столбики, торчащие из воды, кренился. Пургину казалось, что вот-вот и он скатится в воду. - Зоя, далеко еще?

- Немного осталось. И мы преодолеем болото!

«Преодолеем? А потом что? Зачем они мучают себя и меня? - думал Пургин. - Преодолеем... Вся жизнь человека - преодоление времени, пространства... трудностей, потерь... боли, преодоление самого себя... «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью, преодолеть пространство и простор!» Это была их любимая песня, его и Зойки. Как только в его жизни появилась она, жизнь стала совсем другой, радостной, как эта мелодия.

Они познакомились в парашютной школе Осоавнахима: он - уже опытный, имеющий за плечами полсотни прыжков, парашютист, а она - начинающая, самая внимательная, самая нетерпеливая парашютистка. «Это мы уже знаем. Это мы уже проходили! Давайте, я быстрее всех сложу парашют... Когда же мы начнем прыгать?»... И первые полеты, первые прыжки, долгие вечерние прогулки. Оказалось, что они и живут в одном районе. Последние, спешащие в депо трамваи, стук каблучков по гранитным плитам мостовой и разговоры-мечты о небе, затяжных рекордных прыжках. О преодолении пространства, долгом-долгом полете над землей! «Я вся там! - Зоя глядела на светлое серебристое небо. - Сплю: лечу, лечу, лечу. Бегу в школу... что? Да, я пионервожатая в школе... А вы секретарь нашего райкома? Как здорово! Так вот: бегу в школу, а воображаю, будто лечу!» «Да у тебя, кажется, и крылья уже растут», - как-то сказал он и положил ей ладонь на спину... Зойка замерла, остановилась...

Они вместе ездили на аэродром, поднимались в небо на одном самолете... Земля и небо! Безбрежный глубокий простор... «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью!» Это была их юность... «Мы и свадьбу сыграем и небе!» - фантазировала Зойка. Война зачеркнула все, оставив лишь это гнилое болото и какие-то недолгие, час-два жизни. Итак во-первых...

- Зоя! Где пистолет? спросил Пургин. - Верни!

- Что? Да, совсем немного осталось, - отозвалась она.

Впереди послышался всплеск. Викентий Бубнис ввалился в глубокую илистую канаву, вынырнул, оперся о шест.