На краю пропасти

«Однако, где же Люська? Не отстала бы!» - Грачев сорвал травинку, пожевал, сплюнул... От скольких случайностей зависит их жизнь. Не прихвати Седой эту девчушку на хуторе Ейхорн, не прекратилось ли бы существование разведывательной группы «Буря» возле болота, через которое провела их девочка? А эти ловкие парни в новеньких комбинезонах, на которых чуть было не натолкнулись Волков и Костя Крапивин? И правы ребята: положение у группы очень серьезное, теперь по их следу идут не собранные на скорую руку и каком-нибудь городке жандармы или ландверовцы, а отлично подготовленный, возможно, нацеленный на уничтожение именно его, Грачева, группы, отряд. Просто чудо, что «Буря» еще цела, что они еще продолжают работу, хотя... - ветка стебанула по лицу, Грачев потер теку, - какое тут чудо: сколько сил это стоило! Вон как вымотались, командир обернулся. Хромала Нина - ударила вчера коленку. Закусила губу, подсунув руку под лямки тяжелого рюкзака, Зоя. Судорога боли застыла на потемневшем лице Коли Прокопенко. Уставившись в землю, тяжело шагал Федя. Подметка правого ботинка у него отвалилась, нога была замотана мешковиной, из второго, стянутого проволокой, торчали темные, оббитые о коряги, пальцы. Стоп! Куда это он? Качнувшись, Федя вдруг шагнул с тропинки вправо, шедший следом Володя окликнул его, но тот, наткнувшись на березу, вскинул голову. На ходу заснул, браток...

Мрачно поглядывал из-под нависших броней Викентий Бубнис. До воины, – а давно ли это было? - когда он метался по всей Восточной Пруссии в поисках работы, довелось побывать и в этом лесничестве. Велосипедист, прокативший только что мимо них, был действительно лесничий Альфред Кайзер, скотина жадная. Викентий сплюнул. Два месяца очищал он ему лес от сушняка, пилил, колол дрова, а тот торговался за каждый пфенниг, металлическим метром вымерял плаху за плахой и придумывал штрафы да вычеты. Как-то случилось, кепку зеленых еще орехов набрал, так и их стоимость изъял лесничий из заработка. А собака! Ишь, сука... Живучая! Вся семья лесничего хохотала, когда эта подлая тварь подскакивала к нему и, вцепившись мертвой хваткой в штанину, повисала толстой сарделькой. Викентий опять сплюнул, вспомнив, как лесничий заставлял его собирать опилки и шишки, учил чистить картошку так, чтобы сквозь снятую шкурку можно было газету читать. И все попрекал, жадюга: «Не бережливы вы, литовцы, потому и бедные». Тьфу!

Они прошли еще километров семь. Зарядил мелкий, холодный дождь, а лес изменился потянулись густые ельники с глубокими, плотно заросшими боярышником и березками оврагами. «Где же Люська? Грачев с беспокойством вглядывался в сумрак вечернего леса. - Действительно, не заблудилась ли?» Командир, как и все разведчики, уже привык к девочке, полюбил ее.

...А Люська тем временем отыскивала овраг поглубже да посуше. Бежала вся внимание, глаза расширены, каждая жилка напряжена, только бы не нарваться на немцев! Вдруг девочка вздрогнула, метнулась за дерево, притаилась. Глухо забилось в груди сердце... Фу, показалось! Она перевела дыхание, оглянулась на куст, за которым ей почудился человек, да не просто человек, а хозяин хутора... «Люсия, почему сегодня ты плохо сложила навоз? Я отбираю у тебя тюфяк, спи на досках», – «воспитывал» он ее по вечерам. «Люсия, это ты сожрала морковку из корыта свиноматки Эммы? Ну-ка, иди сюда, влеплю тебе ремнем...» Люська поежилась, оглянулась назад: нет, показалось, просто ветви так плотно сплелись! Быстро пошла дальше, кажется, до того оврага, который она разыскивает, осталось совсем немного!

Дважды убегала она с хутора, шла этим лесом на восток, в сторону восхода солнца на Родину. Ее ловили, и хозяин избивал каждый раз до потери сознания... Крак-крак-крак - хрустит своим деревянным протезом. Лицо бурое, надутое от домашнего пива, в руке толстенный ремень с бляхой «гот мит унс»[3]. «Люсия, лежать!» - хрипит, и Люська, стиснув зубы, покорно ложится на скамейку. «Не буду плакать, не буду!» - говорила она себе, а слезы и сейчас сами собой наворачиваются на глаза...

О-оо! Люська запрыгала на одной ноге: надо же, не заметила в траве такую корягу... Стиснула зубы: - некогда реветь! - поднялась, наступила на корягу: вот тебе, вот тебе! Эх, на хозяина так бы наступить! «С нами бог, Люсия!» - весело хрипел он и взмахивал ремнем. Люська прижималась лицом к скамейке, кусала губы до крови, а кругом, наблюдая экзекуцию, сидели и стояли все обитатели хутора. «Пеленки плохо постирала сегодня. - говорила хозяйка. - Дай ей как следует». Все мутилось в голове от боли, и Люська не выдерживала, начинала кричать. «То-то! Сегодня на десятом ударе завопила, - удовлетворенно говорил хозяин. Крак-крак, покряхтывал его протез. - Ну, чего развалилась? Марш кухню мыть!»

Люська подставила лицо дождю: «Мамочка, родная моя, где ты? Мамочка, я еще живая, теперь меня никто не будет бить, меня спасут, я вернусь домой!» Она осмотрелась - не заблудиться бы - и снова устремилась вперед.