На крутой дороге

— Товарищ… — вдруг умоляюще сорвалось у того.

У профессора снова дрогнуло сердце. Давно уже не слыхал он родного слова «товарищ». Однако и в этот раз сумел подавить в себе волнение.

— Еще раз говорю: уходите!

Пациент вскочил. Его единственный глаз с нескрываемой укоризной и враждебностью сверкнул исподлобья. Одноглазый выскочил в приемную, схватил свою свитку и, на ходу натягивая ее на плечи, метнулся за ворота. На улице боязливо оглянулся, как бы желая убедиться, не гонятся ли за ним, и лишь после этого быстро свернул за угол, скрылся.

Буйко долго не мог оторваться от окна: кого он прогнал? Если это был шпик, он не стал бы так пугливо оглядываться на улице. Несомненно, это беглец из плена. Мелькнула мысль немедленно догнать его, вернуть и помочь. Но жена удержала.

— Мне тоже показалось, что он какой-то ненадежный, — сказала она.

Вдруг в приемную без стука, как вихрь, влетел весь запорошенный снегом мальчик. Ему было не более тринадцати лет. Он тяжело дышал: видно, пришлось долго бежать. Его светлые глаза и посиневшие от холода губы выражали тревогу и страдание.

— Ме-ме-ме… — замычал он, быстро жестикулируя пальцами. — Ме-ме-ме…

Профессор не без удивления смотрел на него — это что еще за пациент?!

А мальчик тем временем азартно продолжал что-то объяснять. Он то показывал пальцем на профессора, то старался изобразить кого-то другого, кого не было в комнате, жестами и мимикой утверждал, что тот, который недавно приходил к врачу, — плохой человек.

Мальчик был глухонемой. Профессор молча и настороженно смотрел на него и поначалу не понимал, что же ему нужно. Тогда мальчик подскочил к столу, схватил карандаш, тетрадку и начал что-то писать. Собственно, он больше рисовал, чем писал. Писал он медленно, с трудом выводя неровные буквы, зато рисовал молниеносно. И на бумаге это выглядело так:

«К вам приходил… — мальчик быстро нарисовал мужчину с перевязанным глазом. — Это мой отец…» Затем он запнулся, будто подбирая подходящее слово для характеристики своего отца. И вдруг, осененный удачным сравнением, быстро и четко нарисовал гадюку.

Профессор вздрогнул. Что-то, видимо, очень страшное заставило мальчика сравнить своего отца с гадюкой. Необходимо было узнать все до конца.

Немного успокоившись, Петр Михайлович снял с мальчика мокрую телогрейку, шапку, усадил его возле печки. Спустя некоторое время между ними снова начался необычный разговор — при помощи жестов, мимики, ребусов.

Мальчик был из пригородного села. Звали его Яшей. В Фастове его многие знали — калеки всегда приметны. Профессор вспомнил, что и сам несколько раз встречал Яшу. Даже видел его у себя в приемной — тогда он приводил к врачу больную мать. Вспомнил Петр Михайлович встречу с Яшей и на базаре. Мальчик смотрел на него с какой-то особой приязнью. Но прежние встречи были мимолетными, быстро забылись. Теперь мальчик сам пришел к профессору. Разговаривая с ним непривычными жестами и мимикой, Петр Михайлович пытался понять, что же побудило Яшу обратиться именно к нему и решиться на такой необычный поступок — раскрыть подлые намерения отца?

Глухонемые обладают необыкновенной чуткостью. Пожалуй, никто другой не способен так быстро и четко определить по глазам, по лицу, по поведению, о чем думает человек, что его волнует. У глухонемых очень тонко развито зрительное восприятие. Глаза для них — все: ими они видят, слышат и говорят. Глухонемому достаточно взглянуть на губы разговаривающего, и ему становится понятен не только смысл разговора, но и оттенки каждого слова.

Яша видел, с какой благодарностью относились к этому доктору люди. Он понимал, какую помощь оказал профессор и его матери. А что сделал для людей отец? Его и до войны всегда бранили на собраниях: за бутылку водки он готов был променять все на свете. Над матерью издевается… А когда, пришли немцы, очутился в полицаях. И снова беспробудно пьянствует, житья матери не дает. Вот и недавно так избил ее, что если бы не помог врач, то она вряд ли выжила бы.

Всю последнюю неделю отец почему-то не выходил из дому. Опустился, зарос. Мальчик заметил, что он нарочно не брился. А вчера вечером, когда к ним в хату приходил помощник коменданта полиции, перед Яшей раскрылась страшная истина: его отец шпион! И шпионит он не за кем-нибудь, а именно за этим добрым доктором! Ради этого и бороду отрастил. Не все понял мальчик из того, о чем вчера тайком сговаривались отец и помощник коменданта. Однако и то, что он мельком прочитал по их губам, потрясло его до глубины души. Всю ночь он не спал, всю ночь беззвучно плакал. Ведь отец, каким бы он ни был, остается отцом. К тому же он по-своему любил Яшу, любил, пожалуй, не меньше, чем любила своего несчастного, но ласкового и заботливого сына мать. И потому всю ночь Яша думал: как же ему лучше поступить?

Хотелось остановить отца, но понимал, что его уже не остановишь. И он решил предостеречь доктора от злого замысла отца.