— Нет, — отвечает она. — В честь моей мамы, которая умерла и была похоронена без моего ведома.
Ложка выскальзывает у меня из руки. Почему Энн не сказала, что ее мама умерла? Мне больно и обидно, однако Энн просто вытирает глаза салфеткой и вновь поворачивается к пудингу.
— Я не хочу говорить о маме. Кроме того, я назвала его и в вашу честь, мисс Элиза. Теперь вы — моя королева.
У меня перехватывает горло, а Энн продолжает:
— У меня объявился новый богатый родственник, только я не могу ничего больше рассказать, потому что это секрет!
И вновь я теряю дар речи. Видимо, у нее горячка. Наверное, бедную девочку так потрясла смерть матери, что она лишилась рассудка. Однако вид барбарисового пудинга убеждает меня, что это не так. Меня охватывает паника, превосходящая удивление, и замешательство, и радость от того, что Энн назвала меня своей королевой.
— Богатый родственник? — удивленно переспрашиваю я.
В голове полная неразбериха. Она что, теперь уйдет от меня и будет жить у своего богатого родственника? Ухаживать за овдовевшим отцом? Или устроится на знаменитую кухню месье Сойера, где работает ее брат? Понятно, почему она так весела! Неудивительно, что у нее даже походка изменилась: не идет, а парит над землей.
— Да, — говорит она, кося глазом в окно. — Я не могу выдавать секрет, но благодаря этому я стала… храбрее. И еще оттого, что папа вновь получил работу, и я сама сделала и назвала пудинг.
Она вновь смотрит мне в глаза, и я не вижу в ее взгляде привычного смущения.
— Это все благодаря вам, мисс Элиза. Вы… как это сказать…
Она шевелит губами, подбирая правильное слово.
— Придала тебе смелости?
— Больше… Вы меня… вскормили.
Энн поднимает голову, довольная, что нашла удачное слово, и умолкает, а я жду, когда она сообщит об уходе. Вместо этого она разворачивается и уносит «Пудинг Ее Величества» в буфетную. А я размышляю о новоявленной храбрости своей помощницы. Придется ли ей уйти? Хватит ли на моей кухне места для двоих смелых шеф-поваров? Все эти вопросы и сомнения не умещаются в голове, и я возвращаюсь к книге миссис Ранделл, а от нее — вновь к своей собственной. Кому же ее посвятить? Я вытираю жирный отпечаток пальца на корешке, смахиваю мучной след. Энн! — осеняет меня. — Конечно, Энн… Нет, не годится. Еще ни одна писательница на свете не посвящала книгу прислуге, да и мама придет в бешенство. Я должна придумать посвящение, которое будет включать и Энн, и Сюзанну, и каждого, кому нужен соратник на кухне, и всех, кого выгнали из собственной кухни… бедных и богатых, семейных и одиноких, евреев и язычников… Постепенно в голове начинают складываться слова. Они должны быть ясными, простыми и точными. Как мои рецепты. Как я…
Закрыв глаза, я слышу дыхание огня в печи, пение Энн в буфетной, мелодичный перезвон посуды. Из этой кухонной музыки рождается строчка. Ясная, простая, совершенная. Идеальное посвящение:
Я записываю слова на листке и вставляю меж страниц пьесы. И тихонько повторяю:
— Молодым домохозяйкам Англии… Молодым домохозяйкам Англии.
Мне нравится, как это звучит. Да. То, что нужно.
Эпилог
1861
Гринвич, Лондон
Энн
Я нахожу ее кулинарную книгу на дне сундука, где храню запасные одеяла для оставшихся без матери дочерей мистера Уитмарша. «Современная кулинария». Невероятно солидная и красивая книга в бордовом кожаном переплете, с тиснением на корешке, прошитая по краям, а как ярко сияют золотые буквы ее имени! Открыв книгу на титульной странице, я не могу сдержать улыбку:
«Современная кулинария, все разделы: удобная и практичная система для использования в семьях… Все рецепты тщательно отработаны и даются с максимальной точностью…». О Господи! Как скрупулезно мы их отрабатывали!
Я открываю оглавление, кладу книгу рядом с так называемым «подарком» мистера Уитмарша, «Руководством по ведению домашнего хозяйства от миссис Битон» и начинаю сверять рецепт за рецептом. К пяти часам я едва осиливаю четвертую часть, но уже понимаю, откуда дует ветер. Миссис Битон украла не меньше трети наших рецептов. Те же блюда, но скучные и выхолощенные, с новыми названиями. Правда, она размещает ингредиенты в начале, а не в конце. Разумно. Перечитывая наши рецепты, я начинаю тихонечко напевать себе под нос, как раньше. До того, как я пришла в дом мистера Уитмарша, и он сказал, что всегда обедает в клубе «из карьерных соображений». До того, как его дочери отказались есть что бы то ни было, кроме пересушенных бараньих котлет с обычной вареной картошкой и безвкусного рисового пудинга. Придя в этот дом, я пала духом. Мистер Уитмарш хотел, чтобы я стирала его рубашки и платьица его дочерей, скребла полы и кипятила ветошь, которая нужна ему как главному провизору в Королевской больнице Гринвича. Он давал мне деньги на котлеты, картофель, рис и молоко. Ни пенни больше. А сам тем временем отращивал толстый живот, питаясь из карьерных соображений зеленым черепаховым супом и жирными пудингами в клубе.