Написав примечания, я отправляюсь на поиски Мэри и нахожу ее в детской. Там уже с утра идет светопреставление: мальчишки дерутся, девочки препираются из-за ленточек, вопит младенец, орут на разные голоса три музыкальные шкатулки, Мэри решительным тоном раздает указания. Я отступаю и нетерпеливо дожидаюсь в коридоре. Теперь, когда решение принято, мне хочется как можно скорее вернуться в Бордайк-хаус. Там ждет меня Энн. На кухне тихо, уютно, все расставлено по местам и готово к работе. Ничто не помешает мне спокойно продолжать свой труд.
Вспомнив об Энн, я решаю, что нужно привезти ей подарок. Что-то изысканное, утонченное. Миндаль в шоколаде, имбирные леденцы, ячменный сахар… в красивом мешочке, перевязанном атласной ленточкой…
Я беру на заметку, что надо спросить у Мэри, есть ли поблизости кондитерская, но тут же забываю об этом, увлеченная новой идеей. В нашей книге не хватает главы о кондитерских изделиях. Нуга с фисташками, миндалем и фундуком, что я пробовала во Франции. Цукаты на ивовых прутиках. Конфеты с ароматом апельсина, сделанные из только что сорванных цветов. Странно — стоило вспомнить Энн, как меня посетило вдохновение, и в голову приходят сотни идей. Я внезапно осознаю, что она мне больше дочь, чем Сюзанна.
Из детской выскакивает запыхавшаяся, возбужденная Мэри.
— У них всегда столько энергии по утрам! — смеется она, обмахивая рукой разгоряченное лицо.
Ее выражение тут же меняется.
— Мы будем страшно скучать по Сюзанне. Мы все ее так любим.
Она отворачивается и ищет платок, а затем говорит тихим, сдавленным голосом, очевидно, прижав платок к губам:
— И все-таки Энтони прав: она не может оставаться у нас вечно. Теперь, раз ты решила не выходить замуж, она может жить с тобой под видом племянницы и помощницы.
Я кладу руку ей на плечо:
— Мэри, я думаю, Сюзанне лучше остаться с вами. Как только смогу, я начну посылать на нее деньги.
Я умолкаю; из груди сестры вырывается сдавленный вздох. Я торопливо продолжаю: уверенным, деловым тоном.
— Я завещаю ей все свои средства, так что она не станет финансовой обузой для Энтони. И вам не составит труда найти ей мужа. Только одна просьба…
По розовым щекам Мэри струятся потоки слез. В ее потрясенном взгляде мешаются недоверие, облегчение, ужас.
— Н-но ведь она… т-твоя… — заикается от волнения сестра — несмотря на радость, она не может понять моего решения.
— Так вот, что касается просьбы, — повторяю я. — У меня есть маленький автопортрет, который я хотела бы подарить Сюзанне. Оставляю на твое усмотрение, как ей объяснить.
— Ее не должны затронуть никакие скандалы, — шмыгает носом в платок Мэри.
— Разумеется, — соглашаюсь я. — «Да, я грешна… но не позволь проклятью, что над моею головой довлеет, ее коснуться».
Мэри поднимает красные, заплаканные глаза.
— Какие красивые слова, Элиза.
— Это из стихотворения мисс Лэндон, — взволнованно объясняю я. — Мне однажды сказали, что ни один мужчина не позволил бы своей жене пригласить в дом мисс Лэндон. Я не хочу такой судьбы для Сюзанны.
— А я — для тебя, — куда более решительно и жизнерадостно произносит Мэри. — Скандалы и нарушение приличий еще никому не шли на пользу.
Я рассеянно киваю. Меня поражает, что я могу сделать для Сюзанны больше в роли ее тети, чем когда была ее несчастной злополучной матерью. И все же…
— Пойду, скажу Энтони — он обрадуется, — хлопает в ладоши Мэри. — И надо поговорить с кухаркой — она в расстроенных чувствах и чуть ли не уходить собралась. Ей почему-то взбрело в голову, что я забыла свое место и стала хозяйничать на кухне еще до того, как она встала.
Мэри смеется очевидной нелепости этой мысли. Не успеваю я признаться в своем кухонном преступлении, как она спешит к лестнице и вновь начинает командовать:
— Хэммонд, ты почему до сих пор не одет? Энтони, не прячься. Бесси, скажи кухарке, что я сейчас приду… Кто-нибудь может вывести собаку?
Мне очень приятно, что Мэри воспрянула духом и что она горячо любит Сюзанну. Меня лишь гнетет мысль о «скандалах и нарушении приличий». В этих словах есть какая-то обреченность, окончательность приговора. Недвусмысленное указание, которое делает мою мечту посвятить кулинарную книгу Сюзанне непростительной глупостью. «Нужно придумать новое посвящение», — думаю я, возвращаясь в свою комнату, чтобы собрать вещи. В голове крутятся слова. Строчка из миссис Хеманс? «Памяти мисс Лэндон?» Мама, несомненно, ждет, что я посвящу книгу ей… А может, я должна посвятить ее Мэри, из благодарности? Или папе, который дал мне образование, а сам теперь живет в ссылке?
Я трясу головой, пытаясь отогнать назойливые мысли. Гораздо приятнее думать о цукатах и леденцах. Тряский экипаж везет меня в Колчестер, затем я пересаживаюсь в другой, следующий до Тонбриджа, и всю дорогу думаю о Сюзанне. Она обязательно должна унаследовать от меня что-то существенное, будь то деньги или… или… Лишь к концу поездки я спохватываюсь, что вернулась с пустыми руками, забыв купить миндаль в шоколаде или имбирные леденцы для Энн.
Глава 56
Элиза
Пудинг ее величества