На кухне мисс Элизы

В тот вечер я вернулась в свое жилище и всю ночь писала стихи. А месяц спустя поняла, что у меня будет ребенок. Я не могла зашнуровать корсет, месячные прекратились, по утрам меня мучила тошнота. Тем не менее я решила, что не стану покорной женой Пьера, страдающей от бесконечных измен. Я написала Мэри, которая к тому времени вышла за Энтони и стала мачехой троим его детям. Она тоже ждала ребенка. Написала, просто спрашивая совета: меня каждую ночь мучили судороги в ногах, а тошнота по утрам стала невыносимой. Мэри сообщила матери; та отказалась сноситься со мной, а отец поспешил в Нормандию. Он пытался убедить меня вернуться к Пьеру, вступить в брак, хотя бы для проформы. Я не согласилась. Просто не могла. В поэзии я обрела голос, который придавал мне силы, указывал путь. Я уже воображала себе небольшую книгу стихов и тех, кто ее прочтет. Я знала, что в моих словах — правда и что если они помогли мне, то способны помочь и другим. Нося под сердцем ребенка от Пьера, я тайно вынашивала еще одно дитя — свою книгу. Ко времени моих родов Пьер нашел новую невесту, и отец оставил всякие попытки нас примирить. А тайное дитя любви, мои стихи — теплые и живые, прорастало во мне, обретая собственное сердце.

В одном был непреклонен отец: я не буду воспитывать ребенка сама. Мать с Мэри решили, что я не должна запятнать честное имя семьи Актон внебрачным ребенком. Такое пятно помешало бы сестрам выйти замуж, усложнило ведение бизнеса отцу и брату и испортило бы репутацию матери в обществе. Что касается меня самой, то образование, которое дал мне отец, оказалось бы бесполезным.

— Как ты найдешь мужа? — спрашивал он. — Как ты сможешь стать гувернанткой, компаньонкой или открыть школу, имея внебрачного ребенка?

В тот день я получила письмо от Пьера. Оно пришло во второй половине дня, когда по комнате пролегли длинные тени, а рокот прибоя, доносившийся сквозь высокие окна, усилился. Пьер написал, что они с женой готовы удочерить Сюзанну и растить ее во Франции как собственного ребенка. Отец уговаривал меня обдумать их великодушное предложение, а я понимала, что потеряю свою дочь навсегда. Я написала Мэри с Энтони, умоляя взять Сюзанну. Ответ пришел очень скоро — они готовы принять Сюзанну только при условии, что смогут воспитывать ее, как родную дочь. А я должна отказаться от материнских прав. Навсегда.

Сюзанна пробыла со мной всего лишь месяц. Любила ли я ее тогда? Может ли этот месяц сравниться с одиннадцатью годами, на протяжении которых она была дочерью Мэри? Я помню, как тяжело было отдавать Сюзанну сестре. Мои страдания продолжались неделю. Я терпела страшные мучения, моральные и физические, пока мадам ле Дюк не перевязала мне грудь, приложив к ней капустные листья. Я день и ночь писала стихи. А в одно погожее утро я вышла прогуляться в сосново-березовую рощу. На опушке расцветали наперстянка, дикий клематис и шиповник. Воздух наполнял птичий щебет, в небе носились стрижи. Я поняла, что должна опубликовать сборник своих стихов. Не только трагических, а новых тоже: о том, как прекрасна жизнь, о радостях уединения, о величии природы. Я поспешно вернулась в Англию и взялась за работу: искала издателей и подписчиков, писала новые стихи, редактировала старые. Пьер был забыт. Даже Сюзанна растворилась в туманной дымке памяти. Через какое-то время я уже с трудом вспоминала ее черты, тембр ее плача, молочную белизну кожи.

Я мысленно возвращаюсь в то время, нарезая картофель, набирая воду, ставя на плиту кастрюлю и молясь, чтобы хватило жара. Пока варится картофель, я взвешиваю в потемках муку, затем ищу в кладовой дрожжи, стараясь не потревожить растянувшуюся на полу девушку — наверное, горничную. Я вновь задумываюсь о Сюзанне. Что для нее лучше? Вырвать ее из привычного окружения? Увезти из дома?

Просеивая муку, я слышу, как щелкает ловушка для насекомых. Много раз подряд, точно глотает целый караван жуков, одного за другим. Отмерив нужное количество дрожжей, я проверяю картофель. Он сварился как раз до состояния, идеального для картофельного хлеба. Внезапно я вспоминаю об Энн. Это она рассказала мне о хлебе, который делала ее мама, протирая через крупное сито горячую картошку.

Если Сюзанна переедет ко мне, что будет с Энн? Как я заработаю денег, чтобы стать независимой и обеспечить свою дочь? Как смогу закончить кулинарную книгу и пьесу?

Когда я начинаю отцеживать картофель, все мои метания выливаются в простой вопрос: чего я больше всего хочу для Сюзанны? И в свете дымящейся свечи приходит ответ, четкий и ясный.

Глава 54 Энн Копченый барсучий окорок

Из дома викария я возвращаюсь в Бордайк-хаус. Увидев мое грустное лицо, Хэтти бросается ко мне и крепко обнимает.

— Ступай рано утром к своему папе, — говорит она. — Я сделаю все за тебя и скажу мадам. Мисс Элиза неизвестно когда вернется.

Перед сном, когда Хэтти задувает свечу, я все ей рассказываю.