На Лиговке, у Обводного

Поздно вечером кончились танцы, опустел буфет. Народ повалил на улицу. У ступенек веранды Генка и Васек налаживали мотоциклы. Вокруг крутились, пестрея косынками, девчата. Кого-то парни выберут до дома подкинуть? Ястребов шел под ручку с женой. Она твердо направляла его шаги в нужном направлении.

Сзади шел кузнец и гудел как жук:

— Чудило!.. Кому нужна твоя клятва? Смешно! Какая в ней общественная польза? — и хлопал Ястребова по плечу. У того на груди звякали медали.

Ястребов что-то возражал, а Ястребиха кричала на кузнеца:

— Отвяжись! Чему учишь? Слово дадено — держать надо.

Ястребов увидел Генку и Васька.

— А-а… Охотнички! Как насчет глухаря?

— Пойдем, пойдем, — тянула его Ястребиха. — И что ты их дразнишь? Показал бы ты ребятам эту тропинку…

— Сами, сами, — возражал Ястребов. — Пусть поищут. Не намучишься, не научишься. Что они — малые дети? За ручку их водить?

Генка проворчал, что, если будет надо, сами найдут. Кланяться не привыкли. А сейчас, если Иван Степанович не возражает, они, из уважения к его героическому прошлому, подкинут его с супругой до дому. До самого кордона. И парни, выпятив груди, взяли под козырек.

— О-о-о!.. — обрадовался Ястребов.

Васек подскочил к Ястребихе. А как ее имя-отчество? Не Ястребихой же ее называть? Но Васек не растерялся:

— Мадам!.. — подхватил он ее под локоток и повел к своему мотоциклу.

— А насчет глухаря так, — рассуждал Ястребов, напяливая на голову пластмассовый шлем, — сами найдете — с меня пол-литра. За смекалку. А то, не дай бог, старшину тащить придется… Пропадете как мухи.

Мотоциклы сверкнули фарами и умчались. Девушки постояли-постояли, потеребили кончики косынок и разошлись по домам.

В АВТОБУСЕ

От автобусной станции небольшого районного городка отошел просторный, светлый «Икарус», чуть ли не весь из широких зеркальных стекол, за что и прозван шоферами «аквариумом». День стоял приятный. Солнце, синее небо, белые облака, дышалось легко, настроение у пассажиров хорошее. Они распихали чемоданы и сумки под сиденья, развесили на крючки плащи и кофты и, откинувшись на спинки, примолкли, приглядываясь к соседям, — кого бог послал в попутчики? У многих были букетики цветов. Не угомонилась только худенькая старушка с коричневым, морщинистым лицом. В автобус она влезла с двумя тяжелыми корзинками через плечо на полотенце и все хваталась за их ручки, стараясь поставить поудобней.

— Да на свое ли я место села? — спохватилась она, взглянув на соседа. — У вас-то номер какой? У меня шашнадцатый.

— Все правильно, — добродушно успокоил ее сосед, человек пенсионного возраста, но еще бодрый, подвижный, с хорошим цветом лица, в белом крахмальном воротничке с красивым галстуком: не то сельский учитель в прошлом, не то инженер областного масштаба.

— Корзиночки-то мои не мешают? — беспокоилась старушка. — Кабы не внуки в городе, рази бы я возилась с этими корзинками? Да ни в жисть!.. А что сделаешь? Рази в городе есть настоящее масло? Или тот же творог? А сметана? Молоко и то из какого-то порошка делают.

На задних сиденьях расположилась компания девушек, что-то вроде десятиклассниц, только что окончивших школу. Выскочив из-под руки классной руководительницы, они наслаждались самостоятельностью и были счастливы, похожие друг на друга как горошины: туго обтянутые майкой с цветной картинкой «А ну, погоди!», волосы длинными прядками, джинсы.

— Смотрите, смотрите, девчонки… — перешептывались они. — Борода-то какая. Натуральный Бернард Шоу.

Чуть впереди сидел высокий, профессорского вида мужчина с длинной седой бородой. Рядом на крючке висела замысловатая куртка и футляр с кинокамерой.

— Товарищ шофер! — крикнула одна из девушек. — Вы в Веснухе остановитесь?

Музыка в автобусном динамике умолкла, раздался голос шофера:

— А как же! Традиция.

— Извините, — повернулся к девушкам профессор, мелькнув белой бородой. — Что такое Веснуха?

— Веснуха? — замялись девушки, поглядывая друг на друга. — Там памятник красивый. — И, как бы извиняясь за скудость информации, пояснили: — Мы там еще не были, не видели.

— Деревня такая была, — охотно вступил в разговор человек в крахмальном воротничке. — Немцы ее уничтожили.

— Веснуха? — включился в разговор через динамик шофер. — Отсюда пятнадцать километров. Спалили ее.

— «Спалили»! — иронически передразнила шофера женщина в ярко-красной косынке. — Спалили! — повторила она. — Как просто!.. — Так четко, властно, уверенно говорят опытные сельские учительницы. — Нет еще этому названия, — продолжала учительница. — Еще не придумали на человеческом языке такого слова. Насилие, кошмар, ужас, трагедия, зверство — все это не то. Не те слова.

— Извините, — обратился профессор к человеку в крахмальном воротничке. — Что же произошло с Веснухой? Я впервые слышу. Не бывал в этих местах. Разрешите представиться… — Он назвал свою фамилию.

— Быстров, — назвался человек в крахмальном воротничке и начал рассказывать, но вскочил какой-то малый в измятой капроновой шляпе голубого цвета и перебил его:

— Могу рассказать. Если интересуетесь.